Красный дворец - Джун Хёр

— Я медсестра, — напомнила ему я.

— Ты медсестра, — повторил он за мной, — а не следователь.

— Ыйнё вполне себе следователи, когда речь идет о человеческих телах…

Поблизости захрустели по снегу чьи-то шаги.

— Что? — эхом отозвался в холодном рассветном воздухе голос командира Сона. — Вы пустили на место преступления женщину? И где она сейчас?

Я посмотрела на полицейского-слугу, и мое сердце заколотилось как сумасшедшее. Он мог выдать меня командиру, достаточно одного его слова…

Но вместо этого он прошептал:

— Тебе нужно идти.

Я моментально рванула к окружавшей Хёминсо каменной стене, но она была слишком высокой, чтобы я могла перелезть через нее. Я обернулась и робко посмотрела на слугу.

— Пожалуйста, помоги мне взобраться на стену.

Он не понял:

— Как?

— Подставь спину.

— Спину… чтобы ты залезла на нее?

— Быстрее… — прошептала я. — Он идет сюда!

Слуга стоял неподвижно.

— Тогда я сама заберусь, — тяжело вздохнув, пробормотала я.

Вытерев об одежду влажные ладони, я разбежалась, прыгнула и ухватилась за ледяную стену, выложенную черепицей. Я изо всех сил пыталась подтянуться, мои колени терлись о камни, но пальцы соскользнули, и я снова оказалась на земле.

— Медсестра из дворца? — Голос командира Сона приближался. — Как она выглядит?

Нужно было выбираться со двора. Немедленно.

Я сгруппировалась и прыгнула еще раз. Опять подтянулась, и мне удалось увидеть, что было за стеной. Я пыталась собраться с силами, по моему лбу струился пот. Руки дрожали, пальцы болели. Внезапно чьи-то сильные руки подхватили меня за талию и легко приподняли в воздухе — достаточно высоко, чтобы я смогла перекинуть через стену ногу. Я оглянулась на молодого человека и встретила его серьезный взгляд.

— Держись отсюда подальше, если это в твоих силах. — Его слова прозвучали одновременно как предупреждение и как угроза. — Я бы предпочел больше не видеть тебя на месте преступления, иначе твоя жизнь может пойти прахом.

Я нахмурила брови. Я не понимала толком, о чем это он.

— Конечно, — прошептала я в ответ. — Я очень сомневаюсь, что наши пути когда-нибудь пересекутся еще раз.

Завидев полицейскую шляпу командира Сона, я перемахнула через стену и приземлилась по другую сторону, а затем прижалась к ней спиной; биение сердца отдавалось у меня в ушах. Командир и его подчиненный тихо переговорили друг с другом, а потом их шаги стали удаляться. У меня вырвался вздох облегчения: я была в безопасности. Но в наступившей тишине ко мне быстро вернулось осознание происходящего.

Убиты четыре женщины.

Клок волос в руке у одной из них, кровь под ногтями у другой. Все говорило о том, как отчаянно они хотели жить, и все же их убили.

Кто же оказался таким невероятно жестоким? Таким злодеем?

Я провела по лицу рукой и огляделась. Все было как прежде: море глинобитных хижин с заснеженными соломенными крышами, пронизывающие столицу грязные дороги, темные очертания охраняющих нас гор. И все же у меня было такое чувство, будто, перебравшись через стену, я очутилась в кошмарном сне. Воздух казался тугим от запаха опасности, лица убитых стояли у меня перед глазами, и небо виделось красно-синим.

«И что ты будешь теперь делать? — Я неотвязно думала о медсестре Чонсу. — Что ты будешь делать?»

Я отстранилась от стены и пошла, колени у меня подгибались, я то и дело спотыкалась. Поискав глазами Чиын и не найдя ее, я направилась через восточные ворота к дому. Все вокруг казалось неправильным, странным и резким. Проходя мимо мясника, разделывающего тушу, я вздрогнула и поняла, что готова расплакаться.

Кто убил этих женщин? Что могло подтолкнуть убийцу к злодеянию? Грязные морщинистые лица встречных людей казались мне размытыми, и мужчины, женщины, дети — все они пронзали меня взглядами черных глаз-бусин.

Я ступила в мир, у которого были от меня ужасные секреты.

2

Свеча догорела. Только что рассвело, и мне не хотелось выходить из комнаты и беспокоить домашних, отыскивая другую свечу. Мой пятилетний брат Тэ-хён, скорее всего, крепко спал, а что касается мамы… Ну, я вечно избегала ее — не хотела созерцать ту напряженную неподвижность, с которой она ждала отца. Он приходил редко, предпочитая делить свое время между женой и новой любовницей. А мама не имела для него особого значения.

Тихо придвигая низкий столик к окну, я шептала свою мантру:

— Я никогда не стану похожа на мать.

Я не полюблю, пока не стану любима, любима как никто другой.

Я вообще никем не стану, если не смогу стать первой.

Я не стану, подобно матери, молча сидеть и попусту тратить время, пока жизнь проходит мимо. Я твердо намеревалась быть услышанной, стремилась к тому, чтобы со мной считались. Потому и продолжила писать письмо командиру Сону — черными чернилами по светлой бумаге, мелким, аккуратным почерком. Широкие рукава чогори я закатала, чтобы не размазывать написанное.

Я писала уже четвертую страницу, свидетельствуя о доброте медсестры Чонсу, о ее неспособности убить, и неожиданно для себя обнаружила, что все глубже и глубже погружаюсь в прошлое. Мне снова восемь лет, и я дрожу рядом с кибаном[9], домом свиданий, где меня посреди зимы бросила собственная мать, считавшая, что у меня нет иного будущего, кроме как стать кисэн — развлекающей мужчин артисткой. Она велела мне ждать до тех пор, пока отвергшая меня хозяйка не передумает и не пустит внутрь. Но двери в дом оставались закрытыми, и никто за мной не пришел, а потом рядом опустилась на корточки медсестра Чонсу и взяла мое замерзшее лицо в свои ладони.

— Я ыйнё. — Такими были ее первые обращенные ко мне слова. — Теперь ты не одинока. — И она несла меня всю дорогу до Хёминсо.

Сестре Чонсу было тогда всего восемнадцать лет.

Как мне сейчас.

Несколько раз прервавшись, чтобы помассировать скрючивающиеся пальцы, я наконец посмотрела в окно и обнаружила, что небо просветлело. У меня был выходной — во дворце я работала через день, как и многие другие медсестры. И потому у меня будет время поприсутствовать на допросах в отделении полиции — их проведут сегодня, пока свидетельские показания еще свежи.

Я сделала глоток остывшего ячменного чая и написала последнюю строчку моего послания командиру Сону:

Если бы вы знали ее так же хорошо, как знаю я, то не сомневались бы в ее невиновности.

Подождав, пока чернила высохнут, я сложила письмо. Наскоро умывшись и переодевшись, я быстрым шагом вышла из дома и через полчаса очутилась перед крепостными воротами.

Пока стражник изучал мой жетон, я смотрела вверх. Высоко,