Хорьки в поднебесье - Ричард Бах

Прямо по курсу высилась стена тумана, и Шторми бросила прощальный взгляд на звезды, прежде чем снова нырнуть под облачный покров. Ночные облака, пропеллеры и крылья, моторы и приборы, указатели курса и высотомеры, и вся девственно-чистая арена поднебесья, на которой всякий раз это чудесное действо разыгрывается вновь и вновь…

О, как она все это любила!

С самого своего щенячьего детства Хорьчиха Дженина стремилась в небо. Спрятавшись в высокой траве невдалеке от дома на Крутой речке в Айдахо, где она провела детские годы, маленькая Дженина ложилась на спину и, прижавшись к прохладной земле, терялась в проплывающих высоко вверху облаках. Иногда ей начинало казаться, что она летает среди пушистых тучек.

По вечерам, засыпая в гамаке, она грезила о полетах, о поросших травою склонах, по которым она сбегает вниз и мчится все быстрей и быстрей, а потом отрывается от земли и, растопырив все четыре лапы, взмывает к небу.

Какое прекрасное то было чувство, когда душа ее растворялась в поднебесье! И сны ее были полны сладкой памятью о том, до чего же это здорово — избавиться от веса, тянущего к земле, и от неуклюжего щенячьего тела!

То были волшебные сны — ибо волшебство таится во всяком нашем страстном желании. Дух, стремящийся к полету столь безудержно, милостью ангелов непременно отыщет способ, как подняться в эту очарованную синь и остаться там навсегда.

Родители ее были художниками: Хорьчиха Глинда — мастерицей гончарного дела, а Хорек Денвер — живописцем. Правда, в те времена никто еще не слыхал о них за пределами маленького городка на Крутой речке.

Дом, в котором выросла Шторми, был настоящей галереей: детство ее прошло среди мольбертов, холстов и красок, глины и глазури, среди декоративных горшков и ваз, только что вышедших из маминой печи для обжига.

Но в комнате Дженины безраздельно царило небо. Она десятками мастерила крошечные модельки хоречьих самолетов — бипланов и гидропланов, планеров и вертолетов, грузовых, учебных и гоночных машин — и подвешивала их на ниточках к потолку или ставила на полки рядом с книжками, в которых рассказывалось так много интересного о полетах и летчиках

Временами мама и папа просовывали в дверь носы, испачканные краской или глиной, и умиленно улыбались своей сереброшерстой дочурке, обнаружив, что в полку моделек прибыло. Они помогли ей выкрасить потолок и стены — и те стали светло-голубыми, как небо в полдень, с белыми пышными тучками, — и подвесили к потолку звезды-лампочки, зажигавшиеся по ночам.

— Милая Дженина, — бывало, спрашивали они ее с восхищением, — скажи, ты и вправду хочешь летать?

Сами они были совершенно счастливы на земле. Они не слышали зов неба, но понимали, что малышка прислушивается к нему во все уши.

— Не торопись принять решение, — говорили они дочке. — Но как только ты поймешь, к чему призывает тебя высшее чувство истины, как только ты увидишь свою цель, беги к ней со всех лап! И никогда не оглядывайся.

Именно так Шторми и поступала всю свою жизнь. Куда бы ни позвало ее сердце, как бы далеко от дома ни устремилась их дочка на сей раз, мама и папа всегда отпускали ее в путь без сожалений. И не однажды она от всего сердца благодарила их за то уважение, с каким они принимали каждый ее выбор — сначала в мелочах, а затем и в важных делах, — пока, наконец, родители не отпустили ее с благословением в свободный полет, отныне и навсегда предоставив Шторми собственной судьбе.

Но всякий раз, когда ей доводилось доставлять груз в Кер-д'Ален, она заглядывала в дом на берегу Крутой речки и рассказывала маме с папой о своих приключениях, а те в ответ рассказывали о своих.

С тех пор как Глинда и Денвер прославились далеко за пределами своего городка, приключений у них стало хоть отбавляй.

Погрузившись в густой туман, Шторми нажала кнопку с надписью «Освещение левого антиобледенителя». Слева от фюзеляжа тьму прорезал сноп белого света, и тотчас же в тумане закружились тысячи крохотных комет: шлейф холодного огня тянулся за каждой дождевой каплей и снежинкой. Черная резина протектора на носке крыла уже начала покрываться изморозью. Шторми еще раз нажала кнопку — свет погас.

Самолет шел на автопилоте, но хорьчиха-летчица внимательно следила за приборами. Теперь уже ясно, что хорошей погоды не предвидится, а до Салинаса еще часов пять, и трасса проходит над горами.

Шторми пошарила в пилотской сумке, достала упаковку хоречьей еды и рассеянно сжевала часть пайка, не отрывая глаз от приборной панели.

«Единственный недостаток грузовых рейсов, — думала она, — это одиночество». Был бы рядом с ней второй пилот — было бы с кем поболтать. Но, когда руководство «Авиахорьков» проводило среди капитанов опрос, Шторми сама заявила, что ей второй пилот не нужен — даже в целях обеспечения безопасности.

Пилоту, работающему на дальних рейсах, не так-то просто найти себе спутника жизни. Шторми даже и не пыталась. Она вообще не могла себе представить жизнь рядом с хорьком, не влюбленным в полеты так же, как она. Полеты занимали у нее слишком много времени. В выходные дни она катала щенков на своем собственном гидроплане, вдохновляя их, как вдохновляли ее другие пилоты, когда она сама еще только училась летать.

Каким восторгом светятся эти маленькие мордочки, когда самолет отрывается от земли!

Внезапно самолет тряхнуло — да так резко, что у Шторми перехватило дыхание. Перегрузка вжала ее в кресло, из грузового отсека послышался грохот — разом затарахтели погремушки во всех двадцати контейнерах. На приборной доске вспыхнула красная лампочка: «Автопилот отключен».

И в тот же момент произошло еще кое-что — хотя этого Шторми уже не заметила. Вынырнув из тумана, к самолету приблизились три малюсеньких вертолетика с воздушными эльфами — Шустриком, Ловкачом и Бакстером. Последний подлетел к ветровому стеклу почти вплотную — так близко, как только осмелился. Ему ужасно хотелось взглянуть на летчицу, которая в один прекрасный день изменит судьбу его внучки.

Шторми этого не знала. Не знала она и того, что далеко-далеко от нее по той же трассе мчится на север одинокий реактивный самолет, капитану которого на сей раз пришлось лететь гораздо ниже обычного из-за неполадок в системе герметизации. Будь на борту Хорек Стилтон, капитан Строуб немедленно вернулся бы в порт отбытия, но в эту ночь он летел один.

И, незримо для обоих пилотов, некто под кодовым именем Гусиный Клюв и целая команда воздушных эльфов дергали за хвост энергию земли, дабы сварганить целых две бури на одной трассе.

— Шторми, привет! — сказал Бакстер, соприкоснувшись мыслью с ее сознанием. — Ты должна отказаться от своих планов. Это очень важно. Всем нам необходимо, чтобы ты приземлилась…