Европа против России. 1812 год - Алексей Васильевич Шишов

было особых сомнений в «дружественных намерениях» Оттоманской Порты к своему северному соседу, проиграв ему очередную Русско-турецкую войну.

Но как бы то ни было, Турция воевала на стороне Франции (тогда новоявленной империи во главе с еще одним Наполеоном) только в ходе Восточной (или Крымской) войны 1853–1856 годов. Россией тогда правил младший брат Александра I, тоже Павлович, Николай I.

Есть еще одна значимость подписанного 16 мая 1812 года мирного договора с Турцией в Бухаресте. В это же самое время России удалось урегулировать свои отношения со Швецией: теперь было ясно, что ее на стороне Франции не будет. Теперь руки императора Александра I на европейской арене оказались свободны: в грядущих событиях он мог не опасаться удара ни с юга, ни с севера Европы.

В результате решения этих двух проблем – турецкой и шведской угроз – психологическое давление на него дало обратный эффект, противоположный тому, на который рассчитывал Наполеон Бонапарт: русский император принял его вызов.

К слову сказать, Бухарестский мирный договор был ратифицирован императором Александром I в Вильно за день до вторжения наполеоновской армии в Россию. Французская сторона о том могла сразу и не знать.

И, во-вторых, император французов вознамерился нанести сильный удар по устройству Российской империи. Он отказался ратифицировать конвенцию, гарантировавшую невосстановление Польского королевства. Из части земель Речи Посполитой Наполеон создал вассальное ему Варшавское герцогство. Теперь Французская империя продвинулась в восточном направлении на 400 километров и ее армия могла начать сосредоточение для последующего вторжения прямо на российской границе. Польская армия стала составной частью наполеоновской армии.

Великий завоеватель, чтобы привлечь на свою сторону многочисленную, патриотически настроенную польскую шляхту (дворянство) и эмигрантов, обещал Польше государственную независимость в границах 1772 года. При этом Парижем не «замечалось» то немаловажное обстоятельство, что Царство Польское являлось составной частью Российской империи, своим гербом украшая императорский герб.

Что хотел видеть в поляках император французов? Ответ для истории достаточно банален и прост: прежде всего, часть своей армии. Но не просто армии, а ее действующей части, неважно, где будут сражаться за Наполеона благодарные ему поляки – в Испании или России. То есть там, где всего опаснее и где война приносит (или будет приносить) больше всего людских потерь

Пожалуй, в этом отношении «наводит» ясность встреча императора Наполеона со шляхетством Познаньского воеводства во главе с местным епископом Горжевским 28 мая 1812 года, то есть перед самым Русским походом. Венценосный полководец обратился к панству со следующей краткой, но выразительной речью:

«Господа, я предпочел бы видеть вас в сапогах со шпорами, с саблей на боку, по образцу ваших предков при приближении татар и казаков; мы живем в такое время, когда следует быть вооруженными с ног до головы и держать руку на рукоятке шпаги».

…Не менее серьезно смотрелось и обострение личных счетов двух императоров. В январе 1811 года Наполеон Бонапарт отобрал фамильные владения у дяди Александра I герцога Ольденбургского. Это было прямое и грубое насилие над маленькой германской монархией. На самые энергичные протесты всероссийского государя, высказанные через посла (тогда полковника) князя А.И. Чернышева, будущего военногно министра Николая I, император французов ответил:

«Я заставлю вас раскаяться. Россия может потерять не только свои польские провинции, но и Крым».

Эти слова прозвучали плохо скрытой военной угрозой. В 1811 году Наполеон сменил своего посла в Санкт-Петербурге дивизионного генерала Армана-Огюста-Луи Коленкура, герцога Виченцы. Тот был обвинен своим монархом ни много ни мало как в симпатиях к России. Однако в Русский поход император французов его возьмет как близкого ему человека: он не чурался способных генералов, да еще из числа своих приверженцев.

Официально прощаясь с отзываемым в Париж французским послом 11 мая 1811 года, император Александр I доверительно заявил (для, естественно, передачи лично императору французов) маркизу Коленкуру на аудиенции следующее:

«Я сам не такой полководец и администратор, как Наполеон, но у меня хорошие солдаты, преданный народ, и мы скорее умрем с оружием в руках, нежели позволим поступать с нами, как с голландцами и гамбургцами. Но уверяю вас честью, я не сделаю первого выстрела. Я допущу вас перейти Неман, а сам его не перейду; будьте уверены, что я не объявлю вам войны, мой народ, хотя и оскорблен отношениями ко мне вашего императора, но так же, как и я, не желает войны, потому что знаком с ее опасностями. Но если на него нападут, то он сумеет постоять за себя».

Есть и другой вариант слов всероссийского императора, сказанных во время прощального визита к нему отзываемого в Париж герцога Виченцы:

«Если император Наполеон начнет против меня войну, возможно и даже вероятно, что он нас победит, если мы примем бой, но эта победа не принесет ему мира. Испанцев нередко разбивали в бою, но они не были ни побеждены, ни покорены. Однако они находятся от Парижа не так далеко как мы; у них нет ни нашего климата, ни наших ресурсов. Мы постоим за себя. У нас болшие пространства, и мы сохраняем хорошо организованную армию…

Даже победителя можно заставить согласиться на мир…

Если военная судьба мне не улыбнется, я скорее отступлю на Камчатку, чем уступлю свою территорию и подпишу в своей столице соглашение, которое все равно будет только временной передышкой…»

Известно, что когда бывший посол в России прибыл в Париж, то у него состоялась в течение шести часов личная беседа с императором. Коленкур в своем докладе Наполеону пытался объяснить ему, что на российской земле французам придется сражаться не только с армией, но и с народом. Близкий к императору французов человек в дипломатической тоге делал своему кумиру серьезнейшее предупреждение.

Наполеон уже знал, что такое народная война по примеру Испании, и потому рассказ герцога Коленкура произвел на него сильное впечатление. Однако «маховик» подготовки к Русскому походу остановить было уже просто нельзя. Уповать, рассчитывать на такое немыслимое дело могли только дилетанты из дипломатических и военных кругов. Бонапарт в своей поразительной биографии старался быть реалистом, хотя такое у него не всегда получалось.

Создаваемая коалиционная, общеевропейская Великая армия, доселе невиданная на континенте, частями уже подтягивалась к российской границе. Для чего она создавалась, в том секрета за семю печатями для конфликтущих сторон не существовало. Другое дело, что кому-то в Санкт-Петербурге и Париже, других столицах Европы в такое особо не верилось.

Что касается взаимоотношений двух императоров, то Наполеон в личной переписке с Александром I с плохо прикрытыми угрозами вел дипломатическую игру. Он с изъявлением «полного бескорыстия и с искренней дружбой к Вашему