Ледяной лес - Ха Чиын

В душе теплилась надежда, что Баэль вернется через три года, чтобы участвовать в очередном конкурсе на титул де Моцерто. Когда-то он шутя обронил, что, пока жив, ни за что не расстанется со своим титулом.

В ожидании его возвращения я почти не вставал из-за фортепиано, оттачивая свои навыки. Моя игра день ото дня становилась все лучше, но это никак не помогало в написании музыки. Как бы я ни старался, у меня выходила лишь стайка звуков, которые в сравнении с мелодиями Баэля казались ничтожными.

Желание непременно продемонстрировать Баэлю что-то стоящее стало давить так сильно, что меня поглотила трясина разъедающей тоски. Я забросил фортепиано, перестал выступать на музыкальных вечерах, заперся в четырех стенах. Матушка без конца отчитывала меня, отказываясь верить, что я стал таким жалким.

– Антонио Баэль, этот мальчишка без роду без племени, разъезжает по городам, а чем занимаешься ты, мой дорогой? Билеты на его концерты перепродаются на черном рынке в десятки раз дороже. Аристократы по всей стране готовы выкладывать деньги за возможность его услышать, все называют его бессменным де Моцерто. А что ты? С твоей помощью этот неблагодарный оборванец взлетает все выше и выше. А тебя это, видимо, устраивает.

Ежедневные выволочки от матери и вести о Баэле вгоняли в депрессию. Конечно, я должен был радоваться успехам друга, но почему-то не мог, постоянно сравнивая себя с ним. Куда мне до него, я даже на роль аккомпаниатора не гожусь. Теперь мечта стать его истинным ценителем вызывала лишь отвращение. Впервые мне захотелось вычеркнуть Баэля из своей жизни.

– Я думал, что ты занят музыкой, а, оказывается, ты сидишь без дела в четырех стенах! – Громкий голос нарушил мое одиночество, когда я бесцельно бродил по саду.

– Тристан?

– Ты вообще знаешь, сколько мы не виделись? Целых три месяца!

Как же быстро летит время. Мне вдруг стало страшно, что за три месяца я ни разу не сел за фортепиано.

В голосе Тристана звучала грусть, но вдруг его лицо озарилось улыбкой и он крепко обнял меня.

– Я был уверен, что ты пишешь музыку, поэтому и не заходил, чтобы не отвлекать. Но вчера вечером получил письмо от твоей матушки и тут же понял, что тебе нужна моя помощь. Поэтому сегодня, как только рассвело, примчался сюда.

Оказывается, она отправила ему письмо… Мои щеки горели от стыда, я даже не представлял, что сказать в свое оправдание.

Тристан сел напротив меня, и я приказал одной из горничных подать чай. Друг слегка улыбнулся, но во взгляде читалось волнение.

– В чем дело? Умираешь от тоски по Антонио?

И меня словно прорвало: я стал взахлеб рассказывать о своих страхах – о сомнениях в себе и своем таланте, чувстве собственной неполноценности от постоянных сравнений с Баэлем, стрессе от придирок матери. Мне казалось, что именно Тристану я могу поведать обо всем.

Он внимательно слушал, иногда кивал головой в знак поддержки, иногда тяжело вздыхал. Когда я закончил, Тристан с теплотой посмотрел на меня и произнес:

– Вы оба очень талантливы. Пытаетесь угнаться друг за другом, постоянно соперничаете. Это тяжело, но абсолютно нормально.

Он ободряюще улыбнулся.

– Ладно, попытаюсь поднять тебе настроение. Поделюсь сокровенным.

– Что значит «сокровенным»?

– Никаких вопросов. Приходи на площадь Монд к половине шестого, и все узнаешь.

– И что же там будет необычного?

– Приходи, тогда и расскажу, – сказал он, лукаво улыбаясь.

И без лишних прощаний оставил меня одного в саду. В смешанных чувствах я посмотрел на часы. Время близилось к полудню.

Несколько часов я пытался занять себя хоть чем-нибудь. Взгляд то и дело цеплялся за фортепиано, и я не выдержал и сел за инструмент. Когда моя ладонь коснулась крышки, в груди возникло теплое чувство. Я погладил клавиши и расплакался от напряжения. Как я мог жить без этих ощущений? Вот нота ми, за ней фа, следом соль… Я нажал одну клавишу, затем еще одну и начал играть.

Все мои страдания, вся моя боль выплескивались в музыку. Пальцы летали по клавишам: я то с неистовством вдавливал их в инструмент, оглашая воздух громогласными аккордами, то нежно касался, будто извлекая звонкие ноты из хрусталя. Мелодия из ми-бемоль минора резко переходила в до-мажор, выражая весь спектр моих чувств и настроения.

– Коя… Коя… Коя де Морфе!

Властный голос матери вырвал меня из объятий музыки, и я тут же прекратил игру. Неизвестно, как долго она здесь стояла, но в ее взгляде читались раздражение и тревога.

– Ты играешь уже шесть часов подряд. Прекратишь только тогда, когда пальцы переломаешь?

Я посмотрел на часы: было уже пять, и я тут же приказал слуге готовить экипаж.

К счастью, я не опоздал, правда, пришлось пару раз поторопить возницу. Сверив время по башенным часам, я стал с нетерпением ждать Тристана.

Площадь Монд была излюбленным местом всех начинающих музыкантов – со всех сторон звучала музыка. В ожидании друга я внимательно наблюдал за скрипачом, игравшим неподалеку. Забавно, но он исполнял одну из самых известных композиций Баэля, «Посвящение тебе». Конечно, мальчик играл неумело. Я не мог без улыбки смотреть на то, как он пытается подражать манере исполнения Баэля.

В точно назначенное время появился Тристан.

– Ну что, идем?

– Секунду.

Я положил поверх мелочи, лежащей в открытом футляре перед скрипачом, сто пер. Музыкант внимательно посмотрел на меня и кивнул в знак благодарности. Я кивнул в ответ и вернулся к Тристану.

– Оправдываешь звание богатея. Вряд ли здесь хоть кто-то готов расстаться с такой суммой.

– Наверное, ты прав… Интересно, а сколько бы смог заработать Баэль, если бы выступил здесь?

– Ну ты и выдумщик! – Тристан громко рассмеялся. – А знаешь, мне нравится эта идея. Нужно будет уговорить Антонио, когда он вернется.

– После такого предложения Баэль точно прекратит с нами общаться.

Обмениваясь шутками, мы покинули площадь и вышли на аллею, вдоль которой росли тополя. Дорога причудливо изгибалась, в воздухе витал пряный аромат трав, и на сердце становилось легче. Я не знал, куда мы направляемся, но доверился Тристану – наверняка это достойное место.

– Мы пришли.

Дорога привела нас к огромному особняку. Мало кто в Эдене мог позволить себе такой. Я попытался припомнить все знатные семьи и понял, что стою перед домом того единственного аристократа, в гостях у которого я ни разу не бывал.

– Это ведь особняк маркиза Ионаса де Капира.

– Так даже неинтересно. Все-то ты знаешь, – шутливо проворчал Тристан и постучал в дверь.

Дворецкий пригласил нас внутрь. В доме звучала музыка.

– Здесь что, музыкальный салон?

– Это не просто салон. Здесь