Королева Крика II - Герда

и не очень-то хочется. Нищета, антисанитария, змеи и жуткие насекомые. Именно такой Индия виделась Кале.

— Пару раз бывала в Штатах, но неподолгу. Чаще оказываюсь в Европе.

— Я долго жил в Штатах. Сначала там строил карьеру музыканта, а потом снимался в сериале. Мне там нравится. Особенно в Лос Анджелесе. Но, — парень улыбнулся, — Главное не где, а с кем, ведь так? Мне с Моцартом везде хорошо.

Сразу было видно, что у Алексея кроме собаки никого настолько близкого нет. Он мог часами про нее говорить, причём абсолютно искренне. Забавно, но Воробьев не был мудаком или ловеласом. У него просто не особо ладилось с людьми. Возможно поэтому он пока и не встретил ту самую. Девушку, которой нужен он так, как ему Моцарт.

Она отпила еще вина, отправила в рот кусочек говядины из своего тартара. Корова — священное животное. Плевать Кала на это хотела.

— Я люблю свою работу. Иногда бывает сложно — особенно с соперничеством. Подпилят каблук, порвут платье. Но меня все устраивает. Я — девочка сильная. А еще…

И тут Чопра поняла, что ей больше нечего о себе рассказать. У нее в жизни и нет ничего, кроме работы. Она не была безвольной, которую заставляли пахать, нет. Ее агент боялся ее, а не наоборот. Просто это был ее осознанный выбор. Но сейчас, при разговоре с интересным мужчиной, это вдруг показалось фактом весьма удручающим.

— Еще люблю кино, — попыталась вывернуться Кала. Всегда обсуждай свои вкусы, если больше нечего сказать о себе. — Например, фильмы Тома Форда. И музыку тоже. Рианна — моя икона.

Однако, не смотря на некоторые зажимы, разговор протекал достаточно легко и хорошо. Ровно до того момента, пока Воробьеву не пришло какое-то сообщение, из-за которого мужчина почти побледнел.

— Все хорошо?

Они говорили о ее работе, о кино. Алексей заметил Кале, что у Тома Форда чудесные ароматы. Ему было приятно говорить с ней. Казалось, что девушка искренне рада их общению. Воробьеву даже в голову не пришло, что она может иметь какие-то замыслы или вынашивать некие планы. Просто потому … Ну он же сам к ней подошёл, ведь так? Да и не может быть так, что его используют все кому ни лень. Не бывает же, что человеку настолько не везет, правда?

Скорее всего так, если речь идет не об Алексее. Потому, что в тот момент, когда он улыбаясь рассказывал Кале о том, как интересно ему было сниматься в историческом сериале, на телефон пришло сообщение.

СНАЧАЛА ТВОЯ ПСИНА.

Улыбка сползла с губ Воробьева. Он ошеломлено уставился на сообщение, отчего-то сразу понимая, что это писал не тот сталкер, что накануне. Что-то могло случится. Что-то уже случилось. Иначе и быть не может, ведь речь идет…

— Я… Мне нужно ехать домой, — в горле страшно пересохло, так что воздух врываясь в легкие нес с собой резкую боль, — Срочно. Там что-то случилось…

Он смотрел на девушку растерянно и испугано. Внутри все дрожало и чуть ли не кровоточило от ужаса мысли, которую он всеми силами сдерживал — как грубую веревку, что рвёт кожу на ладонях. Алексей вскочил на ноги, уронив бокал на стол, и выбежал из зала. Лишь открывая дверь машины, он понял, что кто-то мягко касается его руки.

Кала.

Конечно, ему не стоит сидеть за рулем в таком состоянии. Он же не хочет снова попасть в аварию, как тогда. Почему время от той аварии до тянущегося кошмара «Маски» уже кажется сном, что мелькнул и растворился, оставив после себя лишь страх? И, конечно же, вкус крови на губах, которую он столь явственно ощущал сейчас.

========== Глава 3. Опрометчивость. ==========

Весь мир, без преувеличения, знает про резню, случившуюся во время третьего сезона «Маски». Сначала к шоу приковало внимание участие в нем известной модели, а затем и то, как атмосфера вокруг окрасилась из фиолетовой в кроваво-алую. Удивительно, что программу не закрыли, верно?

Но кто же там поступит в наше-то время? Чем больше скандал — тем больше денег. Этичность не так хорошо оплачивается.

Кала была из таких же людей. Тех, у кого нет совести. Или она так лишь думала? Потому что в тот момент, когда Лёша сорвался с места, ее словно из ведра окатили его страхом. Он впитывался и ей под кожу в том числе. Лишь сейчас, пообщавшись с Воробьевым лично, девушка прикинула, что ему довелось пережить. И это было ужасно. До этого момента Чопра думала лишь про Луну. Завидовала Боне и даже допускала мысль, что той повезло стать реальной Сидни Прескотт. Кала никогда не была особенно эмпатичной, привыкшая идти по головам. И вряд ли сейчас что-то особенно изменилось, но вдруг она испытала острую нужду пойти за Алексеем. Что бы там ни произошло, вряд ли пережившего резню стоит оставлять одного. Тем более — позволять садиться за руль.

Чопра бросила на стол несколько купюр, которые точно могли бы покрыть их счет, и поспешила за Алексеем. Ей удалось поймать его за руку аккурат около автомобиля. Когда мужчина обернулся к ней, взгляд его казался почти безумным. В глазах читались страх и затравленность такой силы, что у Калы сжалось сердце.

— Стой, подожди.

Девушка легким кивком показала, чтобы Алексей сделал вдох и выдох.

— Я отвезу тебя, — это звучало как утверждение, а не предложение. Мужчина уже успел разблокировать дверцы автомобиля, и Кала пошла в обход, чтобы сесть за руль. — У меня есть права. Ученические.

Она беспардонно уселась в салон, дожидаясь, пока и он сядет на пассажирское сидение и передаст ей ключи. Впервые за долгое время Кала была полна решимости сделать что-то не ради себя.

— Да, конечно, — выдыхает он, даже не понимая что и кому отвечает.

Алексей садится на пассажирское сидение рядом с водителем. Машинально пристегивается, смотрит в окно так, будто бы они уже успели тронуться в путь. Слова из сообщения все ещё вертятся у него в мозгу — жгут сознание каленым железом. Воробьев словно находится в двух мирах — там и здесь. Но эти миры совсем ему не нравятся.

— Что? Ах, да, — она спрашивает его об адресе, и он после запинки называет. Эта пара слов возвращают его на землю.

Машина встраивается в общий поток. Все это время Алексей барабанит пальцами по колену и нервно жует губы.

Только не, только не…

Он ведь много плохого сделал. В конце концов, на него многие девушки обижены за то, что он такой не идеальный. Но видит Бог —