Желаю нам тысячи гроз - Софи Рувье

снимая напряжение, повисшее после резковатой реакции его жены. В этой волне возбуждения, охватившей веселую подпившую компанию, Кьяра и Макс общаются без слов. Уж это они, разумеется, умеют. Пятнадцать лет совместной жизни открывают кое-какие возможности, иногда граничащие со сверхъестественным. Светлые глаза Макса вопят: «Что? Что? Что? И как теперь выкручиваться, сообразительная моя? Нас загнали в угол!», во взгляде Кьяры промелькивает ужас и нетерпение: «Ты серьезно? Они в это вгрохали черт знает сколько денег, не можем же мы отправиться в Нью-Йорк как ни в чем не бывало!» Обмен посланиями длится лишь несколько наносекунд, но этого достаточно, чтобы прийти к единому мнению, а значит, и единой реакции, словно в этот момент их сердца все еще бились в унисон: чему быть, того не миновать.

Снаружи вовсю гремит гром, метеорологи все-таки не ошиблись. Дождь теперь стоит стеной, темнота сгустилась, и температура упала на несколько градусов, но в теплом кругу вечеринки гостям легко и весело. Наконец Кьяра берет слово, и нежнейшим медовым голосом, который заставляет насторожиться Жозефа – как бы ни трудно ему было разобраться в собственной дочери, но он все же отец и инстинктивно чувствует, что дело пошло наперекосяк, – она принимается благодарить родных и друзей, пока вдруг не вспоминает про «идею Маноля»:

– А… можно узнать, в чем заключается «маленький забавный штришок»?

Маноль лениво потягивается и прикуривает сигарету под неодобрительным взглядом Розы.

– У меня там есть приятель, который открыл свое ивент-агентство.

– Ивент-агентство? – хмурится Макс.

– Раньше он занимался репортажами, а теперь делает праздничные видео, это прибыльнее, – роняет тот тоном, в котором улавливается сарказм.

– Маноль хочет сказать, что мы будем получать эти видео практически в реальном времени! – восклицает Роза, радуясь такой возможности, как дерматолог, обнаруживший необычный фурункул, который предстоит вскрыть.

– В… видео? – спрашивает Кьяра, снова чувствуя, что ей не хватает кислорода.

– Не беспокойся, лапочка, только некоторые приятные моменты! Три эпизода: облет Манхэттена на вертолете, статуя Свободы и остров Эллис, а потом Эмпайр-стейт-билдинг, разумеется… Самая что ни на есть классика, – поясняет Иза.

Она достает из сумки свежий выпуск путеводителя Le Routard и конвертик с билетами и подтверждением гостиничной брони и все это протягивает Максу. У них за спиной кто-то включает знаменитую песню «New York avec toi»[5], из-за чего все вздрагивают.

– Поверить не могу, что вы ни разу не были в Нью-Йорке! А нам так понравилось, правда, Поль?

– Да, вы будете в восторге!

– Знаете, это ведь дети придумали!

– Эта идея с видео… Оригинально! – демонстративно восхищается Макс, не зная, что сказать.

– О да, очень оригинально, – поддерживает его Кьяра, не сводя глаз с маленькой подарочной карты, каллиграфически подписанной, скорее всего, Розой.

Она сжимает ее так сильно, что большие пальцы оставляют вмятины на бумаге цвета слоновой кости.

7

Нью-Йорк

Пройдя все формальности в аэропорту имени Джона Кеннеди, Кьяра и Макс садятся в одно из желтых такси, давно ставших символом города. Почти ни слова не говоря друг другу, как и во время полета, они заходят в холл гостиницы в квартале Трайбека, толкая перед собой одинаковые чемоданы на колесиках. С тех пор когда им подарили эту поездку, Кьяра стала менее разговорчивой, ограничиваясь минимальным общением с мужем и приберегая хорошее настроение для детей. Макс с уважением отнесся к ее молчанию, понимая смятение жены. Лично он по-прежнему продолжал убеждать себя, что им не оставалось другого выхода, кроме как поехать сюда.

Номер оказался маленький, но роскошный. Тяжелые бархатные шторы цвета морской волны гармонировали с изголовьем кровати и ковром, тоже бархатистым. Напротив двери висело огромное зеркало в позолоченной раме, а на низком столике с двумя современными креслами по бокам высился огромный букет, преподнесенный им в знак приветствия. Никаких сомнений: все близкие вложились по полной. Даже Сезар признался, что внес свою лепту в общую кассу. И всячески настаивал, чтобы его сестрица-подросток поступила так же. Сначала Лу колебалась – в конце концов, это не ее идея, – но потом, в шутку ворча, внесла банкноту в десять евро. Ох уж эта Лу: то она щедрая, то эгоистичная, то она болтливая, то замкнутая. Короче, подростковый возраст со всеми его противоречиями. Она пристально наблюдала за всем в этой жизни, и Кьяра задавалась вопросом, не уловила ли дочь, что ее собственная привычная жизнь скоро полетит в тартарары…

Кьяра садится на кровать и берет путеводитель на английском, лежащий на прикроватном столике, рядом со сладостями и приветственной бутылкой вина. Все было спланировано: от их рабочего расписания до присмотра за детьми и бытовых вопросов; Роза и Изабелла продумали каждую мелочь, заверив, что ни в коем случае их не побеспокоят. Эстебан, как компаньон, на неделю возьмет на себя профессиональные обязанности Макса. Подменить Кьяру предложила Анита, ее правая рука, которую тоже подключили к заговору.

Праздник состоялся всего три дня назад, а они уже на другой стороне Атлантики. Кьяра внимательно осматривает номер: Иза как минимум полдюжины раз расписывала ей, до какой степени их собственное пребывание здесь в прошлом году было совершенно сногсшибательным. Вот дерьмо, ну и дерьмо…

– Ты с этой стороны ляжешь?

Она вздрагивает, словно не ожидала присутствия Макса здесь.

– Как хочешь. Мне на самом деле плевать. Может, вечером определимся?

Макс кладет свой чемодан на кровать и начинает его разбирать.

– Ты что, Макс! Гадость какая!

– Что я опять не так сделал?

– Твой чемодан! Нет ничего грязнее чемодана! Тротуары, грузовое отделение в самолете, багажники в машинах, ну, честное слово… К тому же здесь есть вон та штуковина. Специально поставили, – шипит она, указывая на подставку для багажа, втиснутую между маленьким письменным столом и окном.

Макс на мгновение замирает, потом рассерженно стаскивает чемодан обратно на ковер. Ложится на кровать, закинув руки за голову.

– У меня такое впечатление, что ты меня считаешь виноватым в сложившейся ситуации. Должен заметить: я в точно таком же положении, как и ты.

Кьяра тоже ложится и начинает разглядывать длинную тонкую трещину, бегущую по потолку.

– Я прекрасно понимаю… но мне плохо.

– Конечно, мы влипли по полной, но поверь, лучше было поехать.

Он поворачивается на бок, подкладывая под голову свою широкую ладонь.

– Пять дней здесь! Это же не смертельно…

– Конечно, не смертельно. Во Франции или в любом другом месте все было бы так же, просто мне это нелегко дается.

– Это я прекрасно понял. Но раз уж мы все равно тут, давай постараемся не скатываться до сведения счетов. Идет?

Кьяра смотрит в никуда, потом опускает взгляд на свои голые руки, покрытые мурашками. Наверняка из-за кондиционера. К этой коже больше никто не прикасается, кроме детей. Вдруг ее мысли переключаются со вздыбленных волосков на коже на воспоминание о маленьких карточках, на которых она, еще совсем девчонка, записывала свои желания и надежды: быть счастливой, путешествовать, выйти замуж, иметь детей и увлекательную работу. Вскоре придется один пункт вычеркнуть. Вскоре придется пересмотреть виды на будущее, добавить несколько строчек в список и новые цели в жизни. Она больше не любит Макса, и все же мысль о том, чтобы вычеркнуть пункт о замужестве, причиняет ей боль. Всегда ли развод есть констатация провала? Мало-помалу, в ритме капающей из крана воды в ванной, она возвращается в эту комнату и в эту ситуацию. Макс, привычный к ее приступам молчания, то ли терпеливо ждет, то ли сам затерялся в своих мыслях.

– Договорились, – бросает Кьяра.

8

Ла-Рошель, пятнадцатью годами раньше

Кьяра только что вернулась во Францию. Четыре года она колесила по миру в поисках себя. Или убегая от себя, трудно сказать. Наверняка и то и другое. Австралия, Новая Зеландия, Индия и под занавес Мексика. Где-то в самом начале были детство и отрочество, прошедшие в сплоченной семье, в атмосфере, которую вполне можно назвать исключительной, но потом эта жизнь разрушилась. И, окончив школу, Кьяра уехала из родных мест. Там, вдали от дома, отсутствие матери по-прежнему ощущалось, но по-другому, оно сопровождало ее повсюду, но больше не давило тяжким грузом. В тех экзотических и не всегда простых условиях у Кьяры появилась возможность