Секреты бабушки Ванги - Дарья Калинина

– А мы вашу минералку выльем, а в бутылку пиво нальем.

– Тогда лимонад берите, – одобрила находчивость подруг продавщица. – Восемнадцать рублей.

И тетка тяжело шмякнула на прилавок полуторалитровую бутыль.

– Меньше объемом ничего у нас нет. Будете брать?

– Будем.

И пока Леся, содрогаясь при мысли о том, что же набодяжено в лимонаде, коль полтора литра шипучки стоят всего восемнадцать рублей, выливала веселенькую жидкость цвета разведенной марганцовки, Кира прислушивалась к местным сплетням.

– У Калашовки в этом году тюльпаны видела? Вот цветки! С кулак размером! А цвет какой красивый! Сами лепестки белоснежные, а кайма темно-фиолетовая.

– Ты же знаешь, у Калашовки невестка в «Восторге» работает. Вот и натаскала свекрови за пазухой.

– Сиськи у нее, что у слона. За такими сиськами весь питомник упереть можно, не то что несколько луковиц.

– Так о чем я и речь веду. Увидала я у Калашовки тюльпаны эти, пришла к ней и говорю: дай пару штучек на развод. Ведь задарма тебе дались, чего жадобишься?

– А она?

– Не дала. Сама, говорит, иди, спинку погни. Тогда и у тебя на продажу такая красота во дворе вырастет.

– Уж так и на продажу?

– А что? Одна грядка тюльпанов к Восьмому марта – это целое состояние. А тем более когда такие красивые цветы! В Москве в этом году за тюльпанчик по сто рублей просили. А кто же меньше трех штучек возьмет? Вот и считай.

И деревенские бабы принялись вдохновенно подсчитывать прибыль, какую могла получить Калашовка за ворованные ее невесткой у «южан» тюльпаны. В другом углу магазина разговор вертелся возле племенной картошки, которую привезли «южане» откуда-то из Белоруссии и которая необычайно хорошо родила на здешней новгородской земле.

– Вот и считай: получается, что с одной средней картошины мы получаем по целому ведру. Да клубень-то не крупный, а средний такой, аккуратный, красивый, без выпуклостей, без впадин. Картошечка к картошечке. И целое ведро!

– А вкус?

– Замечательный! Во рту прямо рассыпается. Белорусы – они же все поголовно бульбаши. У них и прозвище такое поэтому. Они с пеленок в картошке толк знают.

Семенную картошку, как поняла Кира, тоже предстояло спереть в «Восторге». Переместившись чуть дальше, она наткнулась на двух угрюмого вида мужиков, которые обсуждали дела в питомнике «Привет» – детище «северян». В углу магазина располагался высокий столик, за которым можно было стоя попить пивка. Чем эти двое и занимались, прихлебывая пиво из пол-литровых стеклянных баночек и ведя между собой неспешный разговор.

– Не знаю, что и делать будем, без электричества нам хана.

– Лето на дворе. Нашел, о чем переживать. Без подсветки все отлично вырастет.

– А полив?

– Вручную польем. Еще и дешевле получится.

– Станут тебе бабы задарма воду ведрами из колодца таскать. Да и сподручней насосом-то качать.

– Оно понятно, но новый генератор нам не потянуть. Сам знаешь.

– Я все думаю насчет того, что Леха сказал.

– Это насчет цветка, что ли?

– Ну!

– Брось! Мы сами и колючку не вырастим. Все, что у нас есть, мы в «Восторге» позаимствовали.

– Так ведь дальше нельзя!

– Жили все эти годы – и дальше проживем.

– Это все временно! А завтра они нам перекроют кислород – и что? Мы просто загнемся. И так все наше хозяйство на честном слове держится.

– И что ты задумал?

– Все же, думаю, попробовать-то нужно, а?

И так как собеседник не прореагировал, то мужик продолжил развивать свою мысль:

– Леха ведь неспроста разговор завел. Значит, у них там в питомнике уже речь об этом тоже шла.

– Ну и?..

– Вот я и думаю: коли они у себя ее вырастят или уже вырастили, нельзя ли… Ну… Ты понимаешь, одним словом!

– Как со «Снежной невестой»? – затаив дыхание, спросил другой.

– Ну!

– Не получится! Поймают!

– Кто? Леха? Так он же свой парень. Его мать рядом с моей живет.

– При чем тут Леха? Он тут уже ни при чем вовсе. Другие люди, повыше его, решать будут! Да и не у нас в стране.

– А где?

– Ты чё? Совсем дурак?

– Не обзывайся! – обиделся мужик. – А то я тебя так обзову!

– Вань, ты не злись! Ты лучше своей башкой подумай! Ну, при чем тут Леха?

– Понимаю. И чё делать будем?

Второй мужик собрался что-то ответить, но тут позади Киры раздался голос Леси:

– Ты долго тут? Пошли уже! Пиво я купила! Чипсы тоже. Посмотри, какие забавные.

Кира взглянула на пакетик, который протягивала ей подруга. Зайчики, собачки, тигрята и даже ежики были вылеплены из чего-то хрустящего и золотистого.

– И это чипсы?

– Они самые. Попробуй!

Кира положила в рот одного зайчика и захрустела. Вкус был немного непривычный, но в общем-то приятный.

– Здорово.

– Детские чипсы. Ребятня была бы в восторге.

Кира отнюдь не считала, что детям следует забивать себе желудки всякой сомнительной дрянью, пусть даже и симпатично выглядящей, но кивнула в ответ. Мысли ее были заняты тем странным разговором, который ей довелось подслушать.

– Знаешь, а тут не так уж и спокойно.

– Да?

И Леся, сунув в рот очередного картофельного песика, выразительно повертела головой по сторонам. Неподалеку дремал Пахомыч. В противоположной стороне площадки лежало несколько собак. Чуть дальше, без всякого присмотра, играли ребятишки. Чудная пасторальная картина. Само спокойствие!

– Это только на поверхности. Поверь мне, тут творятся какие-то непонятные делишки, – сказала Кира Лесе, когда они с ней вышли из магазина.

– Да? Пей пиво. Тетка не соврала. Пиво классное. Чего не пьешь?

Кира отхлебнула пенистого напитка и была приятно удивлена. Действительно, бархатистый вкус. Само пиво густое и тягучее.

– Я такое только в Австрии пробовала! – восхитилась Кира.

– Чехи знают толк в пиве.

– Не скажи. Немцы – тоже не промах.

Так, разговаривая, подруги добрели до речки. Называлась она тоже Лапки. Наверное, потому что в маленькую, в общем-то, речушку со всех сторон втекали и вовсе крохотные ручейки. С высоты было похоже, что от речки разбегаются маленькие лапки.

– Как многоножка! – восхитилась Леся.

– Угу.

Не обращая внимания на неразговорчивость подруги, Леся принялась любоваться окрестностями. Через речку был переброшен живописный мостик. Причем одна его сторона, ведущая на северную сторону деревни, представляла собой шаткую конструкцию из гнилых досок с дырами между ними, которая где-то посередине вдруг переходила в основательную постройку, древесина на которой еще даже не успела потемнеть.