Сердце потерянное в горах - Анна Сарк

- он смотрит на меня и подзывает к себе, сенатор толкает вперед Эмму.

От дурного предчувствия у меня сжимается желудок, что-то давит в груди, но я автоматически переставляю ноги.

— Теперь наши усилия будут удвоены, — отец кладет тяжелую ладонь мне на плечо. — Благодаря союзу моего сына и дочери сенатора, полномочия корпорации возрастут! — дроны снимают каждую эмоцию на наших лицах, транслируя всё в прямой эфир.

Отец с силой сжимает руку, взгляд его прозрачно-голубых глаз приказывает мне не делать глупостей.

Я весь каменею, до меня, наконец, доходит:

Отец ненавидит меня до такой степени, что готов пойти на всё, чтобы испортить мне жизнь. И теперь, наконец, ему это удается.

Эмма спокойно встречает эту новость и я понимаю — она знала. Они все знали, выставив меня полным дураком. Сенатор протягивает мне ладонь и я машинально пожимаю ее, не прекращая улыбаться.

— Я очень рад, что ты войдешь в нашу семью, — говорит он мне, я киваю, не чувствуя ничего, кроме злости.

Собравшиеся кидаются поздравлять меня и Эмму, словно получают какой-то невидимый сигнал. Хлопают меня по плечу, грозят пальцами и ухмыляются.

— Будущее прямо перед вами, — как ни в чем не бывало продолжает отец, шум вокруг нашей помолвки стихает. На огромном экране появляются уютные аккуратные домики с ухоженными садами и детской площадкой, — И это скоро станет вашим, — эффектно заканчивает он свою речь.

Я смотрю вниз.

Измененные, как завороженные, следят за происходящим на экране. Стоит тишина, я слышу только, как быстро бьется мое сердце.

Может быть, Клаус был прав и надежда самый лучший способ управлять людьми.

Дисплей гаснет и все начинают расходиться, тихо переговариваясь между собой. Впереди я вижу длинное платье Эммы. Стражники сопровождают ее, и дают приблизиться к ней. Я поджимаю губы.

— Как вам удавалось столько времени хранить свой роман в секрете? — набрасываются на меня журналисты, как только я спускаюсь со стены.

От вспышек у меня начинают болеть глаза. Проекция неба меняется. Солнце садится и по периметру зажигаются фонари. Стражники возвращаются на свои посты.

— Сам удивляюсь, — честно отвечаю я, краем глаза слежу за отцом, который беседует с сенатором.

— Когда будет происходить обряд? — интересуется еще один корреспондент.

Я вздрагиваю, не знаю, что отвечать.

— Дайте им время насладиться друг другом, — приходит на помощь Клаус, — Вы же сами знаете, ритуал требует особенной подготовки, — он подмигивает журналистам, раздаются понимающие смешки.

Он уводит меня в сторону беспилотника и я скрываюсь в салоне.

— Сукин ты сын, — набрасываюсь на Клауса, как только он усаживается на место, — Ты обо всем знал, — меня начинает трясти от едва сдерживаемого гнева.

— Следи за своим языком, — он окидывает меня ледяным взглядом, — Союз выгоден вам обоим и если ты включишь мозги, то поймешь это раньше, чем натворишь глупости.

Но если я надену на палец Эммы свое кольцо и поклянусь в вечной верности и любви.

Никто из нас до конца жизни не сможет развестись.

Если, конечно, кто-нибудь из нас не сделает одолжение другому и не покинет этот мир раньше.

Я чувствую, что сейчас взорвусь. Дверь резко открывается и в салон забирается отец.

Вот кого бы я хотел видеть в последнюю очередь.

— Выйди, — приказывает он и ждет, когда Клаус удалится, — Я знаю, что для тебя это шок.

— Правда? — едко интересуюсь я, — Неужели ты заметил, поздравляю.

— Давай без истерик, — морщится отец и я сжимаю пальцы в кулак до хруста, больше всего на свете, я хочу врезать отцу, чтобы стереть снисходительное выражение с его лица, — Вы дадите друг другу то, что оба хотите, — уже второй человек говорит об этом.

— И что же? — я удивляюсь, как мне удается держать себя в руках и даже разговаривать с ним.

— Ты — свое положение, — как ни в чем не бывало продолжает отец, как всегда наплевав на мои чувства, — А она в обмен власть и красоту.

— Разве это не одно и тоже? — издеваюсь я, понимая, что этим ничего не добьюсь, — Или ты хочешь, чтобы я жил как вы с мамой?

Доктор Полк правнучка уважаемого всеми американского ученого, который первый начал разрабатывать возможность выращивать синтетические органы. Это стало настоящим прорывом. Аристократы никогда не остаются в стороне и используют любой шум в свою пользу.

— Не мели чушь, — голос отца приобретает стальные нотки, — Ты лучше меня знаешь, почему она уехала, — он ослабляет узел галстука.

Внутри меня что-то дрожит, словно отцу удается добраться до моего сердца, сжать его своими пальцами и не отпускать.

Я смотрю на шелковую темно-синюю ткань. Пытаюсь выглядеть нормально.

— Выбора у тебя все равно нет.

Это выводит меня из себя.

— Ты уверен? — наклонюсь к нему, — Я могу отказаться, — вижу, как глаза отца наливаются яростью, красные прожилки становятся почти бардовыми.

Я визуально наблюдаю его ненависть ко мне.

— Только попробуй выкинуть что-нибудь, — выплевывает он мне в лицо и я отшатываюсь от него, — Ты узнаешь, что бывает с теми, кто совершает ошибки и встает на моем пути.

— Ты мне угрожаешь? — я скрещиваю руки на груди.

Отец внимательно смотрит мне в глаза, прежде чем ответить. У него идеальное лицо. Безупречное, как маска.

Он слишком часто прибегает к услугам пластического хирурга.

— Пока я тебя только предупреждаю, — отец берется за ручку двери, — И знай, Агата слишком стара…

Я весь напрягаюсь.

— Что ты хочешь этим сказать? — как можно спокойнее спрашиваю я.

— Мне не составит труда определить ее в криокамеру, — я думаю, что ослышался, но отец не шутит, — Никого не удивится, ведь перворожденные предпочитают смерти сон в криокапсулах.

На миг я перестаю дышать, будто отец перекрывает мне кислород.

— Ты не посмеешь, — силой воли заставляю себя говорить.

Если отец догадается, что меня это пугает, будет использовать страх против меня.

— А ты проверь, — он покидает салон беспилотника.

У меня пересыхает во рту, я понимаю,