Вивьен Вествуд - Вивьен Вествуд

Не стоит забывать, что большую часть своей взрослой жизни, в том числе в годы расцвета панка и новой романтики, Вивьен была старшей в доме, и Малкольм обычно называл ее «мамочкой», когда хотел высмеять или выгнать из комнаты. По возрасту она вполне годилась Сиду Вишесу в матери. Возможно, у нее поздновато сформировался собственный голос и творческий стиль, зато она накопила больше умения и опыта и обрела сильнейшую мотивацию для того, чтобы воспользоваться приобретенными знаниями за почти два десятилетия вращения в молодежной культуре и моде и наконец возглавить быстро разрастающийся модный бизнес, правда в одиночку. «Я поняла после «Пиратов», что не обязана обосновывать свои идеи. Я могу делать то, что мне нравится, и вопрос только в том, как создать нечто совершенно оригинальное. Я поняла, что могу творить бесконечно». Как это часто бывает после болезненного расставания, Вивьен после бурного разрыва с Малкольмом с головой ушла в творчество, открыв в себе новые грани. Карло Д’Амарио, с которым она познакомилась в тот же год, говорит, что она была нестабильна, как ртуть, «как граната с выдернутой чекой», а другие считают, что такой она была отчасти благодаря темному очарованию Макларена, что это был в некотором смысле его прощальный подарок, лучший из всех.

«Когда мы были маленькими, Малкольм рассказывал нам на ночь разные истории, – вспоминает Бен. – Нам с Джо. Отличные истории, очень занимательные. Одно «но»: Малкольм начинал придумывать историю, но никогда ее не заканчивал. Вроде как вынуждал тебя придумывать вторую часть. Так что, думаю, его гений и наследие – в том, что он что-то начинал, особенно когда был с мамой, но заканчивал не он. Заканчивала она».

«Когда я впервые встретила Карло Д’Амарио, – рассказывает Вивьен, заглядывая мне через плечо, как будто он мог ее подслушать, – он хотел заниматься моей рекламной кампанией в Италии, но чуть позже я попросила его стать моим управляющим – отчасти потому, что он мне кое-что сказал. Иногда твоя жизнь может вращаться вокруг одной идеи. Карло сказал, что панк – это борьба и все, что я делала после, – тоже борьба. Так он и сказал, во время первой же встречи. Он сказал и еще кое-что, и это меня впечатлило. Он очень любит старые машины. Винтажные. Так вот, он сказал мне: «Общество похоже на машину, которая едет со скоростью сто миль в час. И ты хочешь ее притормозить. Что делает Вивьен? Кидает в нее несколько камней, чтобы она мчалась помедленнее. Но знаешь, что вместо этого происходит? Она мчится быстрее, используя твою энергию. Нельзя этого допускать. Вивьен, не растрачивай свою энергию. Если ты можешь ехать со скоростью двести миль в час, нанеси удар». И я поняла, что это означает. Это означает: не надо сражаться с закостенелым обществом. Нужно просто его обогнать. Пусть догоняют тебя: пусть вперед стремятся идеи.

Вивьен познакомилась с Карло Д’Амарио – как она говорит, у них была короткая встреча – весной 1983 года в Париже после показа коллекции «Ведьмы». Карло дружил с итальянским модельером Элио Фиоруччи, а также в свое время ездил по дорогам хиппи из Афганистана на Гоа и в Южную Америку и обратно, привозя этнические товары и дубленки в «свингующий» Лондон. Он до сих пор даже во время деловых встреч, к огорчению его японских переводчиков, говорит на языке адептов Эры Водолея, а Вивьен считает, что именно он разорвал порочный круг ее жизни с Маклареном и заложил основы для ее последующего коммерческого триумфа. В 1983 году Карло дал Вивьен не просто возможность нанять его или его пиар-компанию. Всего через несколько недель Д’Амарио познакомил ее с Фиоруччи и предоставил возможность расположиться в доме Карло в Милане. «Элио был очень мил, – вспоминает Вивьен, – они с Карло оба сказали, что мне нужно открывать производство в Италии, а Карло согласился быть моим менеджером, если я переведу производство туда. Так что мы пошли к Фиоруччи и заключили соглашение». Предложение от Д’Амарио поступило как нельзя вовремя, хотя отсутствие Вивьен в Великобритании большую часть 1983-го и 1984 года дало возможность Макларену подпортить ее репутацию и репутацию магазина «World’s End».

«Он дошел до того, что звонил на фабрику в Италию и говорил, чтобы с ней не работали, – вспоминает Белла Фрейд, ставшая помощницей Вивьен. – Он не только разбил ей сердце, но и хотел, чтобы она не стала успешной». Даже в Италии.

Все могло сложиться скверно. Например, в Америке чрезвычайно интересовались дизайном Вивьен, но с опаской относились к ее деловой репутации. В американском издании «Vogue» уже назвали ее вещи «одними из самых интересных моделей, созданных в Англии с 60-х годов», отметив светящийся стробоскический эффект ее плащей с косым срезом и беспрецедентное использование для дополнения подиумных нарядов кроссовок – хотя и с несколькими язычками и встроенным подъемом. Но заказов при этом почти не поступало. Один заказ хотел сделать универмаг «Блумингдейл», чтобы выставить наряд Вивьен у себя в витрине, но потом его снял, опасаясь, что вещи не будут доставлены. Уже несколько лет назад Вивьен поняла, что жесткие требования к качеству кроя вкупе с необычными выкройками и тканями ставили британских поставщиков и подрядчиков в тупик и если ее компания хочет выйти за пределы Кингз-Роуд и бутика в Сент-Кристофер и стать частью мировой моды, то нужно найти более квалифицированных, соблюдающих сроки и чутких к ее запросам производителей. Карло убедил Вивьен, что в Италии она это получит.

Оставив Бена за главного в доме на Серли-Корт, Вивьен уехала из Англии. Шестнадцатилетний Джо должен был приехать к ней после путешествия по Европе. Свою следующую коллекцию «Hypnos» («Гипноз») на весну/лето 1984 года Вивьен создавала уже в Италии, живя с Карло и уча итальянский язык. Мне все-таки удалось уговорить Карло Д’Амарио продолжить рассказ:

«Я только вернулся из Афганистана, где руководил офисом Фиоруччи, занимаясь импортом этнических ювелирных украшений и овчины – всей этой хиппи-атрибутики. Я посвятил этому около десяти лет. И еще подыскивал какую-нибудь новую работу в Лондоне или Париже. В Париже только и говорили что о «World’s End». Там я впервые увидел Вивьен. Она была великолепна со всем этим панком, и показ ее коллекции «Ведьмы» всех потряс. Помню, Вивьен сказала: «Я хочу изменить мир». Тогда, в 80-е, люди еще говорили о «системе» так, будто мода не была ее частью. Тэтчер была системой. Рейган был системой. И кока-кола. Но не мода. Короче, мы говорили о системе. А потом я приехал повидаться к ней в Лондон. А Вивьен в те времена уже пользовалась известностью. Это все происходило до Маккуина и Гальяно, и она была первым большим талантом из Британии, который признали во всем мире. Так что, когда я пришел к ней в офис, я был потрясен, потому что сразу понял, что дела идут плохо, что у нее нет денег. Я только и подумал: «Вот черт!» У нее был не бизнес, а панк. Я называл ее ужасную фабрику в Кэмдене «Бомбеем». Но вот я увидел ее и в одну секунду принял решение остаться. И вот почему. Это как в детстве, когда другой ребенок тебе говорит: «Пойдем поиграем» – и ты тут же понимаешь, что вас ждет приключение. И дело было не в деньгах. И не в том, что думали или думают люди, – никаких особых намерений с моей стороны. Это просто как «приходи ко мне, поиграем в мои игрушки». Так я и поступил.