На краю бездны - Олег Бондарев

– Ладно, с этим понятно, – кивнул Зар. – Еще один вопрос можно?

– Да, конечно.

– Что тебе известно об армии, которая сейчас движется к столице нашего королевства?

– Часть этой армии составляют каторжники, осужденные королем. Ими наверняка движет жажда мести. Но не только обычные преступники в этой армии. Есть в ней и представители древнего народа – красных ящеров, которые обитали раньше в Центре.

– Центре?

– Это группа островов далеко на севере. Когда-то давно там жили люди, пока странное волшебство – мы, болотники, считаем, что это дело рук Пяти – не превратило цветущую долину в холодное и снежное место.

– Что еще за Пять?

– Вы и об этом не знаете? Хотя откуда вам знать?.. Пять – это пять некромантов, которые продали души Шнирхе, за что темный бог наградил их небывалой силой. У Пяти много учеников. Именно они двигаются вместе с армией ящеров и каторжников к вашей столице. Невероятно сильные маги…

– Что ж… – произнес Зар задумчиво. – Мы, пожалуй, узнали все, что нам нужно.

– Тогда прощайте, – кивнул болотник.

Разведчики без лишнего промедления откланялись и полезли вниз. Спустя пять минут их в деревне уже не было.

Болотник долго смотрел им вслед.

– Бедняга Гурб, – проговорил он наконец. – Парень бы сильно горевал, если бы узнал, что Рох умер. Эх…

Обитатель топей вздохнул.

Приближались последние деньки Ваго…

Ненадолго же им удалось отсрочить гибель Фагоса.

* * *

Деревню угов Джефри покинул ранним утром.

Бесшумно, стараясь не разбудить вождя с женой, жнец вышел из дома, отвязал Черныша и повел его под уздцы к выходу из земель угов.

Дойдя до дороги, жнец в последний раз оглянулся на селение горцев.

Он ждал многого, а получил совсем мало. Правда, вождь утверждал обратное, но это не внушало Джефри надежды.

Все эти бессмысленные фразы, похожие на бесконечные высказывания болотника Гурба, ровным счетом ничего не значили.

И снова жнец с грустью подумал, что единственно верное лекарство подсказал ему только лорд Лейзон.

Смерть.

Как говорится, горбатого могила исправит.

Зачем все эти метания впустую, по всему миру? Не проще ли…

Нет, не проще. Жнец не сдается. Не может сдаться. Это не в его принципах – он всегда доводит дело до конца…

…если не считать рыцаря.

Изгоя.

Однако – удивительное дело! – чем дольше жнец находился в мире людей, тем больше он понимал поступок Лейзона. И тем не менее рыцарь прав – если бы это дело досталось ему, Джефри, он бы не сомневался. Убил бы пацана. Абсолютно равнодушный к людям, к тому, что мальчишка еще толком не успел пожить, что ничего плохого он еще не успел совершить…

Жнец – как метательный нож. Или как стрела. Срывается с тетивы и жалит жертву прямо в сердце. Лук в руках держит один из Высших, а убийца просто повинуется ему.

Бездушное оружие.

А если душа все же просыпается, получается как с Лейзоном.

* * *

Джуан Первый прогуливался по саду, равнодушным взглядом скользя по многочисленным цветам, коих имелось в этом месте в избытке.

Он много думал над словами Барри.

Именно поэтому двумя днями ранее Его Величество подписал указ о сборе ополчения в столице.

Провинция мгновенно отреагировала на этот указ. Людей посылали охотно – мало кто хотел разделить участь тех, кто уже погибли, сраженные мечами или магией неприятеля.

А вот столичное дворянство не желало отправлять своих драгоценных чад на войну. Любыми способами они пытались оградить сыновей от службы в ополчении.

Один барон даже самолично явился к Джуану с большим мешком, полным золота, и непрозрачно намекнул, что его ребенку не пристало воевать плечом к плечу с обычным простолюдином.

Первым желанием короля было вздернуть старика на виселице. Ведь, по сути, его шаг – это государственная измена, плюс ко всему – взятка.

Он едва сдержался. Лишь пригрозил наглому барону, что тот рискует лишиться головы за такие предложения, и золото не взял.

Дворянин выбежал из замка, до смерти перепуганный. Боялся он, конечно, не за сына, а за себя самого. Очень уж не хотелось заканчивать жизнь позорной казнью на главной площади.

Тем не менее Джуан прекрасно чувствовал настроение дворянства.

Они – словно те бараны из поговорки. На врага смотрят как на новые ворота. Им наплевать, что каждый человек на счету, что если отдать Роузен врагу, то королевство рухнет.

Им главное, чтоб их сынок погиб от меча захватчика не в строю рядом с каким-то простолюдином-ополченцем, а в своем собственном доме, забившись в угол.

А что? Славная смерть! Пара монет – и менестрель в таверне будет петь о благородном герое, который не сдался, а продолжил биться до последней капли крови и умер со счастливой улыбкой на губах.

Главное – славное имя. А то, что оно не понадобится, если Зейд падет, никого будто бы не касалось.

Нет, так нельзя, нужно что-то делать с дворянством. Насильно заставить их? Нет, такой способ не подходит – бароны и графы взбунтуются, а лишние распри внутри столицы, когда неприятель в считаных днях от столицы, совершенно не нужны.

Тогда что?

А что, если назначить премию каждому дворянскому сыночку, который добровольно вступит в ряды ополченцев? Казна, конечно, не бездонна, но и ее может не стать, если неприятель захватит Роузен.

Все. Решено. Сразу по возвращении в кабинет он сядет за новый указ. Потом разошлет глашатаев по дворянскому кварталу.

Это должно подействовать: столичные обладатели «благородной крови» слишком падки до лишней сотни золотых.

* * *

До Роузена оставалось не более трех-четырех переходов.

Деревеньки на пути больше не попадались, и воинство Пирса откровенно скучало. Особенно ящеры. Они, похоже, и так не слишком рады были полководцу-человеку: к людям они относились с презрением, исключая, пожалуй, некромантов.

А теперь их еще и лишили кровавых развлечений. Со скуки рептилии даже начали задирать «псов».

– Не слишком дружная у тебя армия, – заметил Серый, глядя, как десятники ящеров и людей растаскивают сцепившихся было подчиненных.

– И это мне говоришь ты?! – фыркнул Пирс. – Не ваши ли хозяева прислали их ко мне на помощь?

– Организовать дисциплину – твоя задача, – невозмутимо ответил Серый. – Мы дали тебе воинство, помогли захватить Плав, набрать новых людей в свою армию… Зачем тогда нужен ты, если все за тебя должны делать мы?