Тайны прошлого - Джулия Хиберлин

— Я в Мелиссе. Нет, подожди, Мелисса была час назад. Я в Париже. Oui, oui. — Я слабо засмеялась.

— И какого черта ты делаешь у границы с Оклахомой?

Лайла не удавалось сбить с толку ни на секунду. Не удивлюсь, если он помнит каждый город и городок на карте США, включая не только названия, но и координаты.

Париж, штат Техас, был мушиной точкой на карте и относился к тем местам, где люди вырастали, чтобы уехать. Городок начал что-то значить для мира, когда развивающаяся компания по прозводству бойлеров построила в его центре копию Эйфелевой башни, почти двадцати метров в высоту. Проезжая мимо, я заметила, что кто-то повесил на ее верхушку огромную красную ковбойскую шляпу.

— Я еду в Идабель, — тихо сказала я. — Одна.

Глубокая тишина вместо ответа звучала громче любого крика.

— Лайл? Скажи что-нибудь. Это моя жизнь, знаешь ли. И я с ума сойду, если все это будет тянуться и дальше.

Он издал свой обычный хрюк. Хорошо, плохо, индифферентно — я не могла сказать, но была уверена, что он сейчас борется с собой. Он сам всегда позволял своим репортерам совершать глупые и опасные вещи, если это могло привести к правде, и вроде не встречались мне скелеты его сотрудников, развешанные по деревьям.

Он наконец заговорил.

— Ты беседовала с родителями Дженнифер Куган?

— Я им недавно звонила. Они меня ждут. И шериф тоже. Он согласился достать дело. Очень рад был помочь. — Я помедлила. — Я сказала им, что я журналист.

— Просто замечательно, — ехидно фыркнул он. — Жду звонка, как только ты там закончишь. На самом деле я бы не отказался созваниваться каждые сутки, просто чтобы знать, что у тебя все в порядке. И мне чертовски не нравится, что ты занимаешься этим одна.

— Извини, — робко ответила я.

Когда он повесил трубку, мне стало немного легче. Я позвонила Хадсону, зная, что он не ответит, потому что всегда включает голосовую почту, находясь на задании. Я рассказала ему о Джеке, который пьяным заснул у меня на полу, о джипе с документами перед домом. Сказала, что отправилась немного покататься, и, чтобы он не волновался, добавила, что скоро вернусь. Это было как сбросить ему на телефон маленькую бомбу. И я радовалась, что меня не будет на связи, когда эта бомба взорвется.

Два часа спустя, пропустив огромный стакан «Доктора Пеппера», я остановилась у переделанного в мотель склада с красным мерцающим значком «свободные номера». Белый баннер на приземистом здании сообщал: «Сансет-мотель. Номера на ночь».

«Сансет» располагался напротив гостиницы «Чарльз Уэсли», настоящего дворца по сравнению с вышеуказанным, но парковка перед «дворцом» была полностью забита Игл Скаутами.[29]Только в Оклахоме мотели называют в честь религиозных деятелей. Уэсли написал шесть тысяч гимнов, в том числе бабушкин любимый «Иисус Господь восстал сегодня», который она любила петь а капелла.

Схематичный сайт «Сансета», создатели которого не потрудились даже вывесить фотографии, утверждал, что свободных номеров много — и теперь я понимала почему, — а отзывы посетителей гласили: «хорошее отопление, радио, горячая вода», хотя, к несчастью, «не лучшее место для того, чтобы парковать внедорожники с лодками на прицепах».

Ряд номеров, выходивших окнами на дорогу, был окантован тоненькой полосой для парковки. Там едва хватало места для того, чтобы поставленные машины не мешали движению по трассе. Офиса видно не было.

Я с трудом втиснула машину на парковку, поискала признаки жизни, затем решила, что тут и вправду неплохо прятаться от мафии. Пули не пробьют сталь. Всю дорогу сюда я наблюдала в зеркало заднего вида, не появятся ли еще всякие Луи. Я была уверена, что он такой не один.

Я дважды посигналила, и через пару минут из здания появился тощий человек в белой футболке и джинсах. Он сунул голову в окно, обдав меня вонючим дыханием и запахом немытого тела.

— Шестьдесят долларов за ночь, наличными, — пробурчал он. Я открыла сумочку и протянула ему сто двадцать. Судя по счастливому выражению его лица, такое случалось нечасто.

— Две ночи, — сказала я. — У меня есть удо…

— Мне не нужно знать, кто вы. — Он бросил мне в окно металлический ключ. На ключе болтался кривобокий медведь, явно вручную вырезанный из кусочка сосны. Возможно, портье вырезал такие фигурки в свободное время.

— На ключе номер тридцать два, — сказал человек. — Но ваш номер пятый. После восьми не обслуживаем.

Ага.

Я проследила за тем, как он уходит в свой домик, наверняка одновременно являющийся и офисом, и жильем, затем развернулась на месте и враскачку подогнала машину к номеру пять.

Номер оказался намного приятнее менеджера: обшитая деревом комнатка родом из шестидесятых — имелся даже потертый красный телефон со старомодным диском. Мне нравился щелкающий звук, с которым этот диск поворачивался. Я подумала было снова позвонить Хадсону.

В номере пахло сыростью, но не сильно. И в нем царила приятная прохлада.

Огромная кровать давно просела под весом тысяч тел, спавших на ней до меня. На кровати раскинулось старое покрывало с мотивом из сосен и несколькими загадочными потеками, а под ним — пара подушек, которые оказались тверже камня. Заснула я мгновенно.

Детство Дженнифер Куган прошло в крошечной серой «коробке» на окраине города. Дом выглядел печально, словно после ее смерти из него вытекла вся жизнь. Занавески на окнах грустно обвисли по обе стороны, слегка напомнив мне плачущие глаза. Венок из увядших желтых маргариток, который нужно было выбросить еще пару лет назад, висел на входной двери, откуда отслаивалась лохмотьями старая черная краска.

Бабушка говорила, что черная дверь не выпускает демонов из дома. Или приглашает их войти, не помню точно.

Прежде чем выбраться из машины, я в сотый раз подумала о том, зачем мама хранила историю об убитой студентке из городка в двух сотнях миль от нас.

Я постучала в дверь, и мой желудок снова выразил протест по поводу завтрака, состоящего из подтаявшего «Сникерса» и банки теплой колы, которые я добыла из местного автомата.

Рыжеволосая женщина открыла дверь почти сразу, словно ждала моего стука, сжимая пальцы на ручке. Нервная, неулыбчивая.

— Вы журналист? — произнесла она с легким оклахомским акцентом.

— Я Томми, — сказала я.

Она с усилием растянула губы в некоторое подобие улыбки.

— Я мама Джен. Входите. Я собрала семью, мы все вас ждем.

Гостиная была окрашена в ядовито-желтый — явно неудачная попытка придать этой комнате радостный вид. Большинство людей делали комнатой памяти спальню покойного, Куганы же заставили всем, что принадлежало Дженнифер, крошечную гостиную — футбольные кубки, награды с конкурсов красоты, детские рисунки в рамках, даже пыльный макет вулкана со школьного научного проекта — с голубой лентой победителя.