Женский чеченский дневник - Марина Ахмедова
Шрифт:
Интервал:
– Ключ...
Он открыл дверь, и они вошли в холодный темный дом.
– Не включай свет, – сказала она мальчику.
Попав в бабушкин дом, Ризван как будто повзрослел. Включил газовую колонку и согрел чайник. В доме стало тепло. Они съели купленное печенье, запивая его кока-колой. Усталость наливала ноги Наташи свинцом. Ризван постелил ей постель. Засыпающих девочек уложили на диван, а мальчики ушли спать в соседнюю комнату.
Едва положив голову на подушку, Наташа начала проваливаться в нее – мягкую, бесконечную, как глубокий сон. События долгого дня смешались, выскакивали одно из другого, и ей казалось, будто она слышит голоса, и каждый был продолжением предыдущего: «Писать больше никто не будет! – Как дур-р-рак связался с вами! – Что это за дети? – Хочешь конфетку? – Выбрось, кому сказала! – Ключ... – Наташа – Наташа – Наташа...» В ушах мягко стучал бубен. Или это пульс растревоженного сердца?
– Наташа! Наташа! Наташа!
Она вздрогнула и села на кровати. С улицы доносились автоматные очереди. На нее прыгнули и обхватили холодными руками.
– Луиза, Принцесса... Что такое?
Послышался топот босых ног по деревянному полу. Магомед с Ризваном вскарабкались на кровать, спрятали лица в ее коленях и замерли. Двумя руками она прижимала к себе Луизу с Принцессой.
«Тра-та-та-та-та-та» – автоматная очередь совсем близко. Зазвенело стекло.
– Наташа... Наташа...
– Тихо, – шептала она. – Мы ничего не боимся... Ничего не боимся...
Она сжимала челюсти, чтобы дети не слышали, как стучат ее зубы.
«Бум-м-м». Где-то вдалеке взорвалось, и дом вздрогнул, качнулся.
– Наташа...
– Тихо. Это далеко. Далеко...
Вцепившись в ее мягкие коленки и руки, дети царапали ей кожу.
– Я вас всех-всех прикрываю. Я большая. Меня на всех хватит. Я вас всех закрою и спасу...
Автоматные очереди смолкли. Она лежала, раскинув руки, как курица крыльями обнимая детей, и напряженно вслушивалась в тишину.
За окном хрустнуло стекло. Рядом с домом кто-то ходил. Хрустнуло еще раз. Послышались шаги, кто-то приближался. Дети прижались к ней так, будто хотели влезть в нее, спрятаться в ней самой. Хруст. Луиза тонко заскулила.
– На... та...ша...
– Это кошка, – тихо сказала она. – Кошка ходит. И собака. Спите. Закрывайте глазки.
Захрустело у самого окна. Шаги стали отчетливей. Кто-то подошел к дому, и, казалось, сейчас этот кто-то заглядывал в окно, дышал на него испариной. Дети превратились в холодные неподвижные комочки. Перестали дышать, и сердца пятерых на кровати перестали биться, чтобы не выдать своего присутствия чужаку.
– Блядь, – застучало в голове у Наташи. – Сейчас войдет и всех перестреляет. Блядь-блядь-блядь...
Она уже представляла, как автоматная очередь вспарывает матрас, набитый овечьей шерстью, их мягкие руки и коленки. А потом перед глазами встали олени, одежды из шкуры и тяжелые черные волосы, разметавшиеся над костром. «Ты задашь ему свои вопросы...» «Там-там-там» – бубен. «Я сдерживаю снаряды... Снаряды сдерживаю»...
Кто-то уходил. Шаги уносились дальше, и наконец наступила тишина.
– Жила-была девочка с длинными светлыми косичками и ногами – худыми и длинными, как палочки у циркуля. Однажды девочка купила в магазине книжку про далекие острова. Она открыла книжку, увидела в ней цветные картинки и влюбилась в нарисованное на них море, в маленьких золотых рыбок, в ракушки, которые шумели волной, если поднести их к уху... Она мечтала попасть на море, пройтись босыми ногами по рассыпчатому песку. А потом девочка выросла и уехала в большой город. Там она сначала познакомилась с толстой тетей, и тетя приказала ей наводить в городе порядок – убирать мусор, сажать цветы и деревья. Когда выросшей девочке надоело заниматься уборкой, она связала себе красную шапочку и пошла в картинную галерею. Там на стенах висело много разных красивых картин. И она встретила другую тетеньку – худую, в немодном костюме, с длинным носом. Она носила очки, но все равно смотрела в бинокль. Взрослая девочка подошла к ней и сказала: «Я тоже умею писать картины». Девочка взяла кисть и краски. На большем листе нарисовала море и золотых рыбок, которые плавали вокруг игрушечных островов... Худая тетя взяла бинокль и посмотрела через него на картину. Она увидела, что на игрушечных островах живут счастливые люди. Они катаются на велосипедах и десять раз в день едят мороженое – розовое в вафельных стаканчиках и эскимо. Ей так понравилась картина, что она дала взрослой девочке много-много денег. Целую кучу денег. Девочка пошла в турагентство и купила себе билет. Она поселилась на самом красивом острове. Плавала в прозрачной воде, ухватившись за панцирь большой черепахи. Рыбки задевали ее плавниками – золотые, красные, синие, как сосательные конфеты. Девочка кормила с рук мурен...
– Наташа, а кто такие мурены?
– Спите. Закрывайте глазки. Спите...
Дети уснули, ослабив хватку, но даже во сне тесно прижимались к ней. Сама Наташа не спала до рассвета, вслушиваясь в звуки за окном. Шаги не возвращались. Она забылась коротким сном только под утро.
– Мама, все нормально, только телефон не работает. Ты слышишь меня? Там, где я нахожусь, просто телефон не работает... Мам, это «Огонек» развел панику... Все! Хватит орать!
В Назрань приехали утром на скрипучей, пахнущей бензином маршрутке. Оставив детей у матери Розы, Наташа отправилась в Дом Правительства звонить в Москву. В «Огоньке» уже знали – она нашлась. Вчера звонили из Моздока.
На такой же маршрутке Наташа вернулась в Грозный. Попутчицы везли из Назрани продукты в больших клетчатых сумках. Днем они будут их продавать со стульев на стихийных рынках. Тем и жили. Одна угостила Наташу печеньем.
– А вы не знаете, где мне переночевать? А-то у меня денег нету... Может, тут есть гостиница?
Она знала, что гостиниц в Грозном уже нет. Но еще она знала – кто-то из женщин обязательно позовет ее на ночь к себе. Ее – гостью раскуроченного города, оставшуюся без копейки в кармане. Действовал консервант.
– Пойдем ко мне, – сказала давшая ей печенье.
Выходя из маршрутки, она заплатила за Наташин проезд. Та не сопротивлялась – денег у нее оставалась только на обратный билет.
В свете дня город заполнился живыми. И казалось, они существуют отдельно от города, его почерневших бетонных остовов, груд мусора и арматуры. Город жил сам по себе, люди – сами по себе. Посмотрев на сделанные ею снимки, можно было подумать – это фотомонтаж.
Женщина с искусно нанесенным макияжем, гладко причесанная, в очках, защищающих от солнца, и в модной юбке, катила перед собой коляску с годовалым ребенком через коричневую пыль, поднятую проезжающими мимо уазиками и «Нивами». Невозможно было представить, что она вышла из дома, в котором нет ни воды, ни электричества. Город жил сам по себе, женщина с коляской – сама по себе.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!