Аттила - Уильям Нэйпир

В письме другу он также написал строчку, ставшую знаменитой во всем мире: «Чтобы восторжествовать, злу требуется лишь одно — пусть хорошие люди бездействуют».

Готы провели в городе всего шесть дней, и скрипучие крытые повозки покатились дальше, нагруженные сокровищами половины мира. Аларих двигался на юг, не удовлетворив свою жажду золота и славы. Орда готов разграбила город Капую — гордую, изнеженную и роскошную столицу Кампаньи. Даже великолепные виллы Цицерона и Лукулла на неаполитанском побережье заполонили длинноногие, длиннорукие готы — развалившись на обитых шелком ложах, они залпом осушали огромные, усыпанные драгоценными камнями кубки лучшего фалернского вина, празднуя господство над миром. В пьяном своем тщеславии эти кичливые германские воины забыли, что существуют и другие племена — в особенности одно племя — которые могут позавидовать такому легкому завоеванию Рима.

Аларих шел на юг, в Мессину, мечтая о богатых трофеях Сицилии там, через пролив. Но погода к этому времени уже испортилась, начались осенние шторма, как всегда, взошел Сириус, знаменуя начало сезона бурь и штормов, которых мореплаватели страшились с тех пор, как человек впервые решился путешествовать по владениям Нептуна. И в ту самую ночь, после восхитительного пиршества в роскошной палатке, приготовленного для него прославленным новым римским поваром, Аларих внезапно заболел таинственным видом отравления и умер. Сказать по правде, повар был подарен готу самой принцессой Галлой Плацидией…

Незадачливого творца пиршества предали смерти, так, на всякий случай. А Алариху устроили погребение, подобающее завоевателю и вождю. Его полководцы, согнав множество рабов из близлежащих городков, отвели реку Бузенцию от стен Консенции, погребли оплаканного вождя в тройном гробу в илистом русле реки и вернули реку в русло. Всех, кто трудился на погребении, убили, поэтому и по сей день точное место, где похоронен Аларих, так и не отыскали. Нет сомнений, что оно никогда и не будет найдено.

По единодушному согласию способный, энергичный, неразговорчивый младший брат Алариха Атавульф был провозглашен вождем. И готы, отказавшись от мечты (показавшейся им заранее обреченной на неудачу) завоевать Сицилию, вернулись на север, в Рим. И там, к всеобщему изумлению и язвительным насмешкам, населению города и готам вскоре было объявлено, что Атавульф, в знак достигнутой гармонии между готами и римлянами, берет в жены прекрасную принцессу Галлу Плацидию, сестру императора Гонория, безупречную девственницу в возрасте всего лишь двадцати двух лет.

Во время этих беспокойных для Рима дней — которые, казалось, вполне могли стать для него последними, — Палатинская гвардия продолжала поиски мальчика-варвара с раскосыми глазами и щеками в синих татуировках и шрамах, пустившегося в рискованный побег по руинам Италии.

Мальчик не сдавался, даже обложенный со всех сторон.

Дряхлый мул сдох, и он украл коня. Он загнал его до смерти, и на рассвете украл другого. От зари до сумерек он покрывал сотню миль и нередко ехал ночами, продираясь сквозь густые леса Итальянских гор и спускаясь вниз, в населенные долины, только чтобы украсть что-нибудь. Он умудрялся выжить, несмотря на анархию и войну, иногда сражаясь, как загнанный в угол зверь, с бродягами, бандитами или дезертирами, жестокими и похотливыми. Он сражался, воровал и лгал, прокладывая себе путь сквозь пожары и разорение Рима, и с каждой победой становился сильнее. В эти безрассудные недели он был счастливее, чем когда-либо во все скучные и горькие годы при безопасном и благоуханном дворе Рима.

Его ожидала собственная страна: горячо любимые, продуваемые всеми ветрами равнины Скифии, широкие реки и бескрайние, густые сосновые леса, палатки из черного фетра и повозки в лагерях, разбитых его народом. Охота на вепря, охота на волков, синие небеса лета и ужасные заснеженные зимы. И он ехал со счастливым сердцем сквозь хаос и руины Италии, направляясь на север, на родину. Ничто не могло ему помешать. Ни молнии, ни бандиты, ни уличные забияки, ни голод, ни жажда, ни летнее солнце, ни зимние снега, на даже сам великий Рим. Он стал единым целым со своим отцом Астуром и бессмертными небесными богами и, убивая, чувствовал, что сможет создавать с той же легкостью и с большим наслаждением, чем уничтожает. Ибо таков путь неизвестных и переменчивых богов.

Он не всегда путешествовал в одиночку. Как-то прохладным осенним утром он проснулся и, к своему большому раздражению, обнаружил, что на лесную прогалину, где он остановился, незаметно пробрался горбатый старик. Дряхлый незнакомец склонился над его костром, подбрасывая в него своими костлявыми веснушчатыми руками сухой хворост и раздувая его заново.

Старик бесстрастно наблюдал, как мальчик выбрался из-под одеяла и схватился за меч. Он был бородатым, с крючковатым носом и глубоко посаженными глазами, с суровым лицом без капли веселья. Он заговорил, и голос его был хриплым и скрипучим, как это случается с отшельниками и пустынниками.

— Нет нужды в мече, мальчик. Не в эти Последние Дни.

Аттила нерешительно положил меч и подошел к незнакомцу.

— Как тебя зовут?

— Слуга слуг Господних.

— Это не имя.

Старик произнес раздраженно, глядя в огонь:

— Иоанн, раз это тебе так необходимо. Я, недостойный, ношу имя четвертого составителя Евангелия. — Он осенил себя крестом. — А теперь дай мне поесть.

— Еды нет.

— Ты лжешь.

Теперь разозлился мальчик:

— Я не лгу!

— А что это за отметины у тебя на лице? Что за неподобающие христианину метки, испортившие твой облик на манер самых презренных и нечестивых варваров?

Аттила потрогал шрамы.

— Мои татуировки при рождении, — ответил он. — Их нанесла мне мать час в час через десять дней после того, как перерезали мою пуповину. После того, как прошло десять дней, стало понятно, что боги не позовут меня назад, в Вечное Синее Небо.

Старик уставился на него с ужасом. Потом вскочил на ноги и вцепился в плечо мальчика костлявыми, когтеподобными пальцами. Глаза его слезились от возраста.

— Да спасет тебя Бог Израилев, и да спасут тебя все апостолы, и да спасут тебя все святые, и да вступится за тебя Богородица, и да спасет тебя от огня! Ибо ты в смертельной опасности, и ждет тебя вечный адский огонь! — Он запрокинул голову и завопил в небеса: — О Господь, будь милосерден к этой нехристианской и неисповедавшейся душе!

Мальчик с трудом вырвал руку, потому что безумный старик вцепился в него, как ястреб в свою жертву.

— Не нужен мне твой Христос, — резко ответил он.

Святой Иоанн отшатнулся, как от удара, и зажал руками уши.

— Астур, мой отец, все видит и все рассудит. И я не боюсь того дня, когда он будет судить меня!

— Что еще за дьявольское имя? Что это за демон? — вскричал святой Иоанн истерическим голосом. — Точно, что на земле демонов больше, чем птиц в небе! О, спаси нас! Не называй его имени передо мной, ибо назвать демона по имени — значит призвать его! — И он снова схватил Аттилу, на этот раз за рваную тунику. Аттила с отвращением посмотрел на него и решил не мешать напыщенным речам. — Существует демоница с тем же именем, ей поклоняются в Сирии и проводят самые грязные и извращенные ритуалы, известные человеку или зверю, в рощах Асты — о, зачем смею я назвать ее имя! Ее глаза обжигают, как огонь геенны, и у нее сотня грудей!