Тени предков - Джорджет Хейер

– Да, я замечаю. Твои манеры оставляют желать много лучшего.

– По-моему, вы тоже очень сердиты, – смело продолжала Леони. – Voyons, что такого, если Гастон не приехал? Он глупый и толстый, а госпожа Филд похожа на курицу. Зачем они нам?

– Истинно философский дух! – воскликнул Руперт. – Прежде ты и сам рассуждал так же. Что с тобой стряслось?

Леони торжествующе обернулась к нему.

– Я же говорила тебе, Руперт, что он изменился! А ты только смеялся. Прежде он никогда не бывал таким неприятным!

– Господи, сразу видно, что ты недолго живешь рядом с ним! – дерзко заявил Руперт. Его светлость отошел от окна.

– Вы оба ведете себя самым неподобающим образом, – сказал он. – Леони, прежде ты относилась ко мне с большим почтением.

Она уловила улыбку в его глазах, и ее собственные весело заблестели в ответ.

– Монсеньор, тогда я была пажом, и вам бы пришлось меня наказать. А теперь я благовоспитанная барышня.

– И ты думаешь, что я уже не могу тебя наказать, дитя мое?

– Как будто ей не все равно! – хихикнул Руперт.

– Нет, не все равно! – огрызнулась Леони. – Я готова просить прощения, стоит монсеньору нахмурить брови!

– Спаси и помилуй нас, Боже! – Руперт закрыл глаза.

– Еще немного, – сказал его светлость, – и нынче ты не встанешь с постели, сын мой.

– Ну да! Все козыри у тебя! – вздохнул Руперт. – Я онемел! – Он хотел лечь поудобнее и поморщился от боли.

Герцог наклонился над ним и поправил подушки.

– Пожалуй, тебе не стоит пока вставать, мой мальчик, – сказал он. – Так лучше?

– Да… То есть я теперь почти не чувствую раны, – солгал милорд. – Черт побери! Я не желаю больше валяться в кровати, Джастин! Эдак мы вообще не поедем в Париж.

– Мы подождем, пока ты совсем не поправишься, – сказал Эйвон.

– Как ты добр! – улыбнулся Руперт.

– Не смей дерзить монсеньору, Руперт! – строго сказала Леони.

– Благодарю тебя, малютка. Кто-то ведь должен поддержать мой рушащийся престиж. Если все-таки хочешь нынче встать, Руперт, сейчас ты должен' лежать смирно. Леони, если хочешь покататься верхом, я к твоим услугам.

Она мгновенно вскочила на ноги.

– Я сейчас же надену амазонку! Merci, Monseigneur!

– Хотел бы я поехать с вами! – тоскливо произнес Руперт, когда она ушла.

– Терпение, дитя мое! – Его светлость задернул занавеску на окне. – И лекарь и я держим тебя в постели не для собственного удовольствия.

– Ну, сиделка ты чертовски хорошая, не стану отрицать. – Руперт состроил гримасу, а потом застенчиво улыбнулся брату. – Лучшей я не пожелал бы.

– Сказать правду, я сам себе порой изумляюсь, – заметил герцог и вышел.

– И меня изумляешь, черт бы тебя побрал! – пробормотал Руперт. – Я бы дорого дал, чтобы узнать, что на тебя нашло. Ни разу не видел, чтобы человек так менялся!

И действительно, его светлость был необычно добрым все эти тягостные дни, и едкий сарказм, прежде испепелявший Руперта, куда-то исчез. Некоторое время Руперт ломал голову над этой необъяснимой переменой и все не находил разгадки тайны. Но вечером, когда он полулежал на диване в гостиной, облаченный в халат герцога, Руперт перехватил взгляд герцога, устремленный на Леони, и был ошарашен выражением в глазах брата. Губы у него вытянулись трубочкой в беззвучном свисте.

«Гром и молния! – подумал он. – Он же влюбился в плутовку!»

Миновал вторник, Гастон не появился, и герцог хмурился все суровей.

– Но, конечно, госпожа Филд скончалась, – ехидно заметила Леони. – Tiens, c'est bien drфle[119].

– У тебя извращенное чувство юмора, дитя мое, – сказал его светлость. – Я уже не раз это замечал. В пятницу мы едем в Париж, с Гастоном или без Гастона.

Но вскоре после полудня в среду на деревенской улице послышался необычный шум, и Руперт, сидевший у окна гостиной, вытянул шею, проверяя, не Гастон ли это наконец.

У дверей остановилась большая наемная карета, за которой следовала вторая, нагруженная дорожными сундуками. С них соскочил Гастон и подбежал к дверце первой кареты. Один из лакеев откинул подножку, дверца распахнулась, и из нее появилась служанка, а следом – миниатюрная дама, укутанная в широкую дорожную накидку. Руперт вытаращил глаза и захохотал.

– Провалиться мне, это же Фанни! Господи, кто бы мог подумать?

Леони бросилась к окну.

– Ну да! Да! Mon Dieu, que c'est amusant![120]Монсеньор, это леди Фанни!

Его светлость неторопливо направился к двери.

– Я понял, – сказал он безмятежно. —Боюсь, малютка, твоя дуэнья и в самом деле скончалась. – Он открыл дверь. – Итак, Фанни?

Леди Фанни быстро вошла, поцеловала его и сбросила накидку на пол.

– Ах, как я только доехала! Душечка моя, с тобой и правда ничего не случилось? – Она заключила Леони в объятия. – Я сгораю от любопытства-, даю слово! Ах, на тебе муслин, который я прислала! Я знала, что в нем ты будешь бесподобна, но только никогда не завязывай пояс таким узлом, деточка. О, и Руперт тут! Но право же, ты ужасно бледен!

Руперт слегка оттолкнул ее.

– Хватит, Фан, хватит! Какой черт принес тебя сюда?

Леди Фанни сняла перчатки.

– Что .же мне оставалось, когда нервический приступ чуть не убил кузину? – отпарировала она. – И к тому же все это так безумно интересно, что я просто не могла усидеть дома!

Герцог поднял лорнет.

– Дозволено ли мне спросить, известно или нет достойному Эдварду, что ты отправилась к нам? – протянул он.

На щеках миледи заиграли ямочки.

– Мне Эдвард так надоел! – сказала она. – Последнее время он был ужасно несносным. Видно, я его избаловала. Только вообрази, Джастин, он сказал, что я не должна ехать к тебе!

– Ты меня поражаешь! – сказал его светлость. – Однако я замечаю, что ты как будто тут.

– Вот было бы мило, если бы я позволила Эдварду думать, будто он может помыкать мной, как ему заблагорассудится! – вскричала миледи. – О, у нас произошла редкостная сцена. Я оставила ему записку, – добавила она простодушно.

– Что, несомненно, должно его утешить, —учтиво заметил герцог.

– Не думаю, – ответила она, – я думаю, он ужасно рассердится, но я истосковалась по развлечениям, Джастин, а Гастон сказал, что ты направляешься в Париж!

– Не знаю, возьму ли я тебя с собой, Фанни.