Красная земля, Черная земля. Древний Египет: легенды и факты - Барбара Мертц

Помня о том, что еще четыре тысячи лет назад первый комментатор счел язык первоначального текста «архаическим», следует признать полный перевод профессора Бристеда выдающимся достижением. Это в самом деле отличный перевод – впоследствии ученые критиковали некоторые его детали, но никто из них не предложил ничего лучшего. «Эдвин Смит» описывает хирургическое лечение ран и переломов в сорока восьми случаях, начиная с головы и двигаясь вниз – однако, к сожалению, ниже плеч текст обрывается. Мы не можем сказать, был ли утерян остальной текст или же переписчик пожелал этим ограничиться. Но порядок организации текста интересен – его логично применять к связанным с человеческим телом вопросам, и именно такой порядок использовали в средние века.

На первый взгляд описания в папирусе могут показаться длинными и беспорядочными, но чем внимательнее их изучаешь, тем они интереснее. Первое, что бросается в глаза, – разительный контраст в подходе между «Эдвином Смитом» и текстом, процитированным нами в начале этого раздела. Описание перелома черепа и другие описания «Эдвина Смита» строго практические. Здесь нет ни обращений к богам, ни сомнительных рецептов, ни заклинаний. Не встречаются и упоминания о злых духах. В другом случае ясно утверждается, что болезнь вызвана «вещью, которую сделала собственная плоть [пациента]», а не чем-то внешним, вроде вредоносного духа.

Все случаи заболеваний в «Эдвине Смите» изложены по одной системе – и это само по себе примечательно. Начинается каждый случай со слова «наставление», далее следует перечень симптомов. Третий элемент – диагноз врача, завершающийся прогнозом, который может принять одну из форм: 1) болезнь, с которой я буду бороться; 2) болезнь, которую я могу излечить; 3) болезнь, не поддающаяся лечению. За прогнозом следует соответствующий способ врачевания, а далее идут глоссы, или комментарии, переписчика, объясняющие трудные фразы.

Папирус «Эдвин Смит» примечателен своей подробностью, а также точностью врачебных наблюдений, очень скрупулезно зафиксированных. Врач понимает важность самых разных симптомов и в соответствии с ними меняет лечение. Анатомию он знает очень детально. В тексте есть отдельные слова для обозначения черепа, черепной коробки и мозга. Сухожилия, мускулы и связки египтянам уже были известны, как и их предназначение. Тем не менее в папирусе встречаются некоторые странности, удивительные в свете того, что вся прочая информация поразительно точна. Для обозначения мускулов, сухожилий и связок в папирусе используется одно и то же слово, и оно может означать также «сосуд» – пустую трубку, по которой движутся телесные флюиды. Довольно странно видеть, что одно слово имеет так много значений – особенно учитывая, что египтяне достаточно хорошо представляли себе разницу между связкой и кровеносным сосудом.

Раздел медицинского папируса «Эдвин Смит», описывающий медицинские случаи, связанные с сердцем и «сосудами» (этот раздел был также обнаружен и в «Эберсе»), – один из наиболее интересных и важных для нашего представления о египетских медицинских знаниях. «Сосуды» идут к различным частям тела – к глазам, анусу, рукам и так далее. Однако похоже на то, что «сосуды» могут переносить не только кровь, но и другие телесные флюиды. Хорошо известно, что иногда кровь течет из носа – не только сама по себе, но и в результате сильного удара по голове. Отсюда несложно сделать вывод, что некоторые из кровеносных сосудов, ведущих к носу, должны нести кровь. Но нос также выделяет и слизь. Значит, считали египтяне, два сосуда могут доставлять слизь к носу откуда-то из тела. По сосудам также переносятся моча, семя и вода.

Где сосуды берут свое начало? Они соединяются с сердцем; однако мы не можем сказать, что египтяне знали о функции сердца как насоса для проталкивания крови по телу. Сердце считалось египтянами жизненно важным органом, возможно даже самым важным. Другие, не медицинские тексты, достаточно ясно свидетельствуют, что сердце считалось вместилищем эмоций. Кроме этого, с сердцем египтяне связывали те функции, которые по нашим представлениям имеют отношение к мозгу.

Одним из великих достижений египетской медицины было открытие пульса. Он был назван «голосом сердца», и в одном разделе, который встречается как в «Эберсе», так и в «Эдвине Смите», врач говорит, в каких местах тела этот голос «звучит». При всей исключительности этого отрывка он еще не позволяет нам утверждать, что египтяне опередили Гарвея в открытии системы кровообращения. Тем не менее они уже знали и то, что пульс в определенной степени связан с деятельностью сердца, и то, что этим обстоятельством врач может воспользоваться. Египтяне не считали пульс, поскольку у них не было таких малых единиц времени, чтобы вести отсчет достаточно точно. Но полезность пульса в общей симптоматике они определенно понимали.

Функции мозга ими разгаданы не были. При мумификации мозг даже не сохраняли и, как и многие другие органы, удаляли из тела. Его извлекали по частям, после чего выбрасывали. Тем не менее, как видно из данного хирургического папируса, его автор знал, что повреждение мозга может подействовать на двигательную деятельность. Один приведенный в папирусе случай дает точное описание частичного паралича одной части тела, ставшего результатом удара по голове.

Обширные знания египетского врача в области анатомии мозга и черепа, скорее всего, результат его осмотров повреждений головы – он не мог получить их от своих друзей-бальзамировщиков. Вклад в анатомию изготовителей мумий, кажется, значительно преувеличен; бальзамировщику совсем неинтересно, как соединяются друг с другом разные части тела: он занимался исключительно областью живота.

Я начала главу о египетской науке с утверждения, что науки, как таковой, в Древнем Египте почти не существовало. «Почти» не значит «вовсе», и если какое-либо произведение древних времен и может быть названо научным, то это хирургический папирус «Эдвин Смит». Этот папирус – одна из высочайших вершин, и не только в египетском эмпирическом знании, но и в области мышления. Своим рациональным, трезвым подходом, своей стройной организацией и скрупулезной документацией – и, что важнее всего, своими попытками сделать выводы из наблюдений без привлечения «демонов» – «Эдвин Смит» является подлинно научной работой. Однако как нам следует его интерпретировать? Как отдельное, резко отличающееся от прочих течение мысли, существовавшее наряду с лечением пиявками и заговорами? Как работу одного великого человека – или же как труд представителя школы, подытожившего работу бессчетного числа поколений? Была ли эта работа создана потому, что ее автор выбрал оптимальные действия, – или же она стала результатом египетского «многообразия подходов», по которому сводились воедино даже противоречащие друг другу положения, если только от них можно было получить какую-то пользу?

Меня вдохновляет предположение, что и «Эдвин Смит», и «Эберс», и несколько других текстов – это копии с одного, очень древнего источника хирургических знаний. И в моем воображении сразу всплывает Имхотеп, мудрец Древнего царства, чью гробницу разыскивает профессор Эберс. Известность Имхотепа как врача превысила даже его славу архитектора – он был обожествлен именно как врач. Вряд ли мы совершим большую ошибку, если предположим, что хирургический папирус появился благодаря Имхотепу. Если бы я была врачом, то присоединилась бы к уже существующему движению специалистов, помнящих об исторических корнях медицины и добивающихся присвоения Имхотепу почетного звания «отца медицины», ныне принадлежащего Гиппократу. Как отметил Джордж Сартон, «Гиппократ находится примерно на половине пути между нами и Имхотепом». Он также находится на полпути между нами и потерянным оригиналом хирургического папируса «Эдвин Смит», который, таким образом, является древнейшим в мире научным документом. В любом случае автор этого папируса – Имхотеп или другой, неизвестный нам гений – должен быть удостоен бюста в каком-нибудь медицинском учреждении.