Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес

– Мне бы хотелось начать с осмотра рва, – сказал я Уэддерберну.

Гилби взял фонарь, и мы с ним спустились путем, показанным прежде Гэмли. Снег просел и обмяк от оттепели, стал мокрым, и потому передвигаться по нему оказалось теперь легко. Скоро мы обнаружили углубление там, где упало тело. Оно все еще оставалось легко различимым, настолько велика была сила удара. Какое-то время мы молча разглядывали его. Потом я сказал:

– Если говорить о недостающих фрагментах головоломки, то один из них следует искать где-то рядом. Вы можете найти лопату?

Гилби ушел, но вскоре вернулся, чавкая ботинками по слякоти, с двумя лопатами в руках.

– Вот необходимый инструмент, – весело произнес он. – Приступим к поискам черепа Йорика?

Мы начали копать вокруг места падения. Разумеется, эту работу лучше было бы выполнять при свете дня, и можно назвать чистейшим везением, что моя лопата в какой-то момент звякнула о нечто, лежавшее глубоко в снегу. Еще минута возни, и я извлек на свет божий небольшой, но очень острый топорик. Гилби тщательно осмотрел его.

– Отличный подарок получится, – сказал он и пояснил: – Для Спейта.

– Спейт не виноват, что не обнаружил его. До второй половины сегодняшнего дня он даже не подозревал о его существовании. И, конечно же, этот тесак, упав с огромной высоты, утонул в снегу. Но вот Уэддерберн будет очень рад: подходящий топорик для рубки пальцев – отличная улика, подтверждающая его версию событий. – Я попробовал большим пальцем острый край. – «Чтобы свести счеты с самой большой крысой». Не могу сказать, что наш друг Гатри стал мне хоть немного симпатичнее. Давайте вернемся в дом.

Уэддерберна и мисс Гатри мы застали посреди небольшого островка из горящих свечек в огромном главном зале замка. Я подумал, что еще несколько дней назад это помещение могло кое-как сойти за жилое. Но теперь, хотя оно пустовало по-настоящему всего несколько часов, в нем висела густая атмосфера исторического памятника архитектуры или музея. Только существование Рэналда Гатри оставалось тонкой нитью, связывавшей зал с настоящим временем. Едва нить оборвалась, он немедленно стал частью прошлого с такой же неизбежностью, с какой падает на землю перезревший абрикос. Мы могли бы почувствовать себя группой туристов, совершавших увлекательную вечернюю экскурсию, если бы над нами не довлел тяжкий груз воспоминаний о недавних смертях. Часы, ставшие объектом столь пристального внимания Гилби, продолжали громко тикать в казавшемся зловещим ритме.

Я глубоко втянул в себя холодный и темный воздух. Все-таки именно здесь, а не в Кинкейге слонялось сейчас, должно быть, привидение Гатри в сопровождении тени Хардкасла и в обрамлении бесконечно подвижного венка из призрачных крыс. И хотя я никогда не верил в восставших из гроба мертвецов, мне вдруг почудилось, что я готов покориться внезапному и мощному импульсу самых банальных предрассудков. Сегодня Уэддерберну словно бы удалось похоронить тайну Эркани навсегда, и лучше было бы не начинать копаться в могиле заново, дабы не случилось чего-то похуже. Причем чувство это оказалось таким сильным, что мне пришлось внутренне воззвать к основному принципу своей профессии – всегда содействовать правосудию, – прежде чем я смог стряхнуть с себя суеверный страх и предложить своим спутникам:

– Не могли бы мы подняться в башню прямо сейчас?

Мы молча прошествовали длинным коридором и прошли через первую из массивных дверей, которую Гилби столь предусмотрительно запер, лишив Хардкасла возможности уничтожить о многом говорившие улики в виде протянутых к телефону проводов. Потом мы стали подниматься. По мнению психологов, всякая башня символизирует амбициозность, а ее опасная высота – это подобие высшей точки на колесе Фортуны. Твердая земля, столь покорно лежащая внизу, воспринимается как олицетворение безопасности. И человек, подчиняющийся сумасшедшему порыву броситься с одного к другому, всего лишь ищет путь избавления от угрозы и к обретению успокоения. Его подводит предательски искаженная логика больного ума. Не приходилось сомневаться, что это не вполне осознанные амбиции заставили Гатри свить себе гнездо в столь отделенном от всего мира месте. Но могли ли психологические теории символов пролить свет на случившееся в канун Рождества? Не означало ли это падение на глубоко подсознательном уровне обретение безопасности – добровольно или в виде насильственного дара? Не в этом ли заключалась самая большая головоломка, о завершении работы над которой так грустно сообщил Гатри своей племяннице? Но я отложил эти сугубо академические вопросы для более позднего рассмотрения: мы добрались до двери кабинета.

Эта комната была уже не раз описана, и мне осталось добавить лишь несколько подмеченных особенностей. Многие башни подобного рода возводились веками, этаж за этажом, поскольку рост вверх представлялся наиболее экономически целесообразным способом создания дополнительного жизненного пространства. Но вершина башни в Эркани, несомненно, была изначальной частью задуманного сооружения. Стены здесь намеренно утончили примерно на четыре фута, чтобы устроить круговой балкон с парапетом, а потому толщина их равнялась едва ли половине того, что лежало в основании, но я тем не менее остался под большим впечатлением как от прочности, так и от полной изолированности этого места. Две комнаты – кабинет и примыкавшая к нему крошечная спальня – относились к тому периоду, когда замки еще являлись реальными оборонительными сооружениями, а не просто демонстрацией статуса своих хозяев. И здесь все хранило дух неприступной средневековой твердыни.

Пол в кабинете «украшали» сразу несколько дохлых крыс, а в остальном здесь ничто не изменилось с тех пор, как Гилби в последний раз запер комнату на ключ. Я догадывался, что Спейт, переварив за ночь информацию, полученную во время следствия, захочет основательно покопаться в башне завтра утром, и был рад возможности изучить все первым. Взломанное бюро, имитация телефонной связи – все это выглядело делом рук дилетанта, но все же сработано было просто и аккуратно. И книги на столе. Я тщательно просмотрел их и перешел в спальню. Там я сначала перебрал набор деревяшек, стоявших в углу, и вернулся в кабинет, прихватив с собой том, который прежде заметил в спальне Уэддерберн: «Экспериментальная радиология» Флиндерса.

– Занимательная книга, – сказал я. – Хотя гораздо больший интерес представляет ее форзац. Вы обратили на него внимание?

Но, как признались мои спутники, никто ничего не заметил, и я положил раскрытую в нужном месте книгу на стол. На форзаце опрятным почерком были выведены чернилами слова:

Уэддерберн уставился на эту оборванную памятную запись в совершеннейшем изумлении.

– Боже всемогущий! Как же я мог пропустить это? Весьма таинственная надпись. Не может ли она быть связана с колониальным периодом жизни Гатри?

Я указал на третью строчку.

– Родился в тысяча восемьсот девяносто третьем году. Мы можем сделать из этого какие-то выводы?