Байки старого шамана - Александр Эрдимтович Башкуев

мне и сообщили, что мой отец погиб в конце июня 1928 года, как герой, забрав с собою предателя Чжан Цзолиня при взрыве его бронепоезда. Власть своего отца на севере Китая наследовал маршал Чжан Сюэлян, которого в истории Китая навсегда запомнили как «молодого маршала», так как в момент, когда он возглавил Маньчжурию, ему было всего лишь пятнадцать лет! Даже в Китае столь юный возраст для правителя и командующего крупнейшей армией выглядел изумительно. Сперва этот самый Чжан Сюэлян думал, как и отец, сидеть всю жизнь на шее у американцев, но у тех в стране развивался их ужаснейший кризис, и им было уже не до Китая. Как я говорил, отец мой, как и прочие наши большевики, кто участвовал в первой революции, был в свое время под колпаком у японцев, и они даже пытались его скомпрометировать. Только их художества им же вышли в этом деле боком, так как наши тут же подбросили все их письма с шантажом и угрозами для моего отца юному Чжан Сюэляну и обставили дело будто бы так, что отец мой поддался и по японскому приказу взорвал старого маршала. А япошатам даже и отпираться в том деле оказалось некуда. Так что «молодой маршал» на нервах и эмоциях стал готовиться к войне против японцев, и ему понадобились для этого средства. Американцы ему дать ничего не могли, японцы были противники, а британцы на юге помогали всем известному диктатору Чан Кай Ши и, стало быть, тоже для «молодого маршала» оказались слегка недоступными. Тогда молодой олух решил реквизировать у нас КВЖД. Вернее, не так, он стал угрожать, что ее у нас отберет, так как существовала знаменитая нота Карахана, по которой страна Советов отказывалась от всех своих приобретений в Азии в пользу японцев, а чтобы этого не случилось — молодой наглец принялся нас шантажировать, чтобы мы платили за его армию.

Я все понимаю, но когда пятнадцатилетний сопляк из страны, которая, мягко говоря, не славится военными подвигами, начинает качать права перед нашей державой, то это, на мой взгляд, как минимум — наглость, переходящая в банальное хамство. Юного щенка полагалось показательно проучить, и с этой целью было решено перебросить в Сибирь наши наиболее современные части. Так впервые в советской истории на китайском театре военных действий наше командование хотело попробовать в деле танки. Против более серьезного противника соваться с новым типом вооружения считалось рискованно, а армия травоядных китайцев, возглавляемая пятнадцатилетним дрыщом, выглядела лучшим кормом для того, чтобы посмотреть в деле наконец на новомодную технику.

Однако запас хода у тогдашних танков был совсем крохотный, многие опытные образцы были с импортными двигателями из Германии, и расходовать их без толку считалось неправильным. Опять же немцы, которые нам предоставили двигатели для обкатки, настаивали на своем участии в боевых испытаниях, и руководитель нашей экспедиции по борьбе с сифилисом был в этом деле первым охотником. В стиле, раз уж мы все равно тут работаем — для волка на охоте сто верст не крюк, а давайте вылечим от сифилиса не только бурят, а еще и монголов с китайцами. Типа, какие наши годы! Степь кругом ровная, никаких границ в те годы там не было — подавим все очаги болезни на сопредельной территории, а заодно и посмотрим на первые советские танки, получим первые впечатления, восхитимся, да и на их фоне сфотографируемся. В общем, деятельный был у нас руководитель медэкспедиции — в те годы оберст германского абвера, а позже группенфюрер СС от медслужбы. Очень интересный и запоминающийся был гражданин, начинал в Османской Империи в одно время с Лоуренсом Аравийским и в узких кругах считался сравнимым по подвигам с этим товарищем. Разве что потом Лоуренс пошел против нас, и в двадцатые мы его в Афганистане выследили и придавили как крысу, а этот с нами, напротив, сотрудничал и поэтому даже поражение Германии пережил. Ибо надо с нами дружить, а не гадить. В разговорах-то Цейс все свата моего Борю расспрашивал — как именно наши взяли некогда Сиднея Рейли, который пошел к нам через Финляндию, в которой у Бори кругом были знакомые, а Боря как раз тогда руководил своей колбасной фабрикой практически на советско-финской границе. Боря, конечно, был сперва как кремень, мол, Рейли никогда не знал и вживую не видел, однако Цейс был ушлым и выяснил, что сват мой знал, каков по виду был этот Рейли, какой комплекции и даже что любил он кушать на завтрак. А Цейс откуда-то знал, что Боре пришлось к нам бежать после того, как наши чекисты у нас Рейли приняли, а переход из Финляндии в Россию именно Боря ему обеспечивал. Именно поэтому Боре после истории с Рейли дорога назад на его колбасную фабрику в Выборге была навеки заказана. А знал это Цейс потому, что Финляндия была наполнена агентами германской разведки, которые там любую странную движуху отслеживали. Так что его удивляло, чего мы тут ломаемся, точно целки, ибо «все мы тут одной крови и одним миром мазаны». Лишь после этаких откровений Боре разрешили признать, что знал он Рейли, но шапочно. Это знание гостя нашего весьма успокоило, ибо в их кругах, если нет войны меж разведками, то проще жить меж собратьев по цеху, и опять же понятно, что принимающая сторона тебя уважает, ибо приставила серьезного человека, а не пешку случайную. А в другой раз они, я помню, разговорились, и Цейс Боре про Лоуренса рассказывал, что его ему в те годы показывали, когда Лоуренс туркам наконец-то попался. И Цейс удивительную штуку сказал, что якобы он сам за Лоуренса тогда туркам бакшиш выплатил, чтобы те его не повесили и подобру выпустили. А все потому, что шел уже 1917 год и Германия дышала на ладан, так что никакого смысла вешать Лоуренса не было, так как война Германией была уже проиграна, а за это британцы самого Цейса пожалели, после войны из лагеря выпустили и даже согласились на его назначение в комиссию по борьбе с голодом в Поволжье по квоте Германии. Так что Цейс к нам бороться с голодом приехал тогда по приглашению от самого Вернадского, как ученого, его интересовала не только борьба с сифилисом или как будут воевать первые советские танки, но и то, где в наших краях или в Монголии расположены месторождения урановых руд и все прочее. Очень разносторонний был этот ученый и этакий зубр в своем ремесле, так что тот же Лоуренс