Несовершенные любовники - Пьеретт Флетьо

Время, которое знает, что делать, было моим временем в той вялотекущей жизни, когда мы с Полем бесцельно бродили по тихим улочкам нашего городка. То было время, с которым я никогда не был в ссоре и спокойно ждал, что оно предложит мне в следующий момент. Наши желания совпадали, я чувствовал себя в нем, как в колыбели, не обращал внимания, когда его бег немного ускорялся, и даже когда умер мой отец, — единственном рывке, который оно сделало, я знал, что оно вскоре вновь убаюкает меня своим неторопливым бегом. И даже когда оно нарушило скорость с прибытием в нашу школу Лео с Камиллой, когда я узнал, что оно способно меняться, время все равно знало, что делает, оно оставалось моим временем, слышавшим биение моего сердца. Но оно было также временем Поля, Лео с Камиллой, Дефонтенов, моей матери и бабули, и многих других, о которых я рассказывал.

Однако где-то рядом были совсем другие времена, которые, как кони, неслись с пеной на губах, рассекая воздух в неистовой скачке, подстегивая разгоряченных коней недобрых эпох, чье неистовое брыкание отзывалось эхом в теле- и радионовостях. Наше же собственное время, сморщенное и покоренное, приковывало Лео, Камиллу и меня к креслам перед телевизором. Мы смотрели все каналы подряд: европейские, арабские и даже азиатские, — и когда под утро, отупевшие от выпусков новостей, выключали телевизор, кавалькада не прекращала свой бег, просто копыта лошадей оборачивались войлоком сна. Безумные времена неслись вдалеке, не трогая нас, словно мы затерялись в какой-то туши, лишь изредка они пробегали совсем рядом, рикошетом забрызгивая нас грязными каплями. Камилла видела Нур в каждой женщине, облаченной в чадру. «Нур сейчас в Бордо», — замечал я. «Заткнись, Раф, тебе этого не понять», — бросала она и сразу меняла тему, но, тем не менее, была готова защищать каждую женщину в чадре. В кварталах, где жили люди ее круга, арабские женщины попадались не часто, но однажды Камилла вернулась домой с синяком под глазом, так как подралась с каким-то типом, сопровождавшим мусульманку. «Представляешь, в такую жару она была закутана с ног до головы, а этот козел топал в легкой тенниске и сандалиях! Я спросила у него, что за привидение он таскает за собой, он разозлился, я со всей силы врезала ему по ноге и смылась». Она явно гордилась совершенным подвигом. Что касается Лео, то он мечтал отправиться с репортерами в какую-нибудь горячую точку, чтобы рисовать портреты. Один женский журнал, опубликовавший несколько его рисунков, уже собрался подписать с ним контракт, но тут главный редактор, открыв его паспорт, с ужасом обнаружила, что он несовершеннолетний. Я вздохнул с облегчением, ибо собирался уже звонить маме, чтобы спросить, как мне поступить с Лео, хотя, кто знает, может, она взяла бы не мою, а его сторону! А мне не хотелось бы выглядеть в ее глазах мокрой курицей.

В тот вечер, когда я не пошел в ресторан на Эйфелевой башне, я не стал никому перезванивать, а только сбросил сообщение Паоле, что не смогу пойти с ней в кино, потом лег на кровать, уставившись в потолок. Ночные звуки сменились звуками пробуждающегося города, шумом проезжавших машин, грохотом мусоровоза, криками бегущих в школу детей, я забылся сном после полудня, но не проспал и нескольких часов, как меня, словно толкнув в бок, разбудило тревожное чувство. Спортклуб. Там что-то происходит. Надо бежать туда, сию же секунду.

Когда я пришел в клуб, на сей раз без опоздания, то сразу увидел, что предчувствие меня не обмануло.

Анна сидела, как всегда, на ступеньках. Рядом с ней стояла Камилла. Камилла, от которой невозможно было отвести глаз! Королева красоты, вылитая модель, в одежде, которую при мне никогда не носила, накрашенная, с необычной, асимметричной прической, удлинявшей ее лицо, подчеркивающей блеск глаз, впрочем, у меня не было времени проанализировать все это, Камилла всем своим видом передавала мне сообщение.

Анна смотрела на нее с восхищением, парни не спешили надевать на себя шлемы, да и несколько девчонок, занимавшихся с нами кендо, тоже не скрывали своего любопытства. И хотя сообщение Камиллы предназначалось мне, оно распространялось с невероятной скоростью, мне нужно было срочно его перехватить. Я как можно спокойнее подошел к ней и взял за руку: «Мы уходим». — «А твоя подружка?» — с вызовом спросила она, но руку не отдернула и покорно последовала за мной.

Мы на улице. Я украдкой смотрю на Камиллу и посмеиваюсь, ей не слишком удобно идти в узконосых ботиночках на высокой шпильке, но пусть выкручивается сама. «Что означает этот маскарад?» Она не отвечает. Мы идем достаточно быстро, Анна семенит за нами, волосы закрывают ей лицо, я останавливаюсь, чтобы подождать ее. «А почему же Лео не пришел?» Камилла пожимает плечами, а Анна еле слышно говорит: «Он сказал, что будет готовить ужин». Ах, вот как, прекрасно, все друг с другом уже перезнакомились, нас ждет общий ужин! «И Поль тоже придет?» — «Ты прекрасно знаешь, что он уехал, — говорит Камилла. — Было очень мило снова встретиться с ним. А почему ты нас вчера бросил?» Я не знаю, к чему она клонит, я испытываю к ней жалость, потом начинаю ее бояться, наши взгляды пересекаются, на мгновение мы становимся самыми близкими существами на свете, а через секунду — уже чужими. Анна не должна быть здесь, но она здесь, слишком много нестыковок, в такси я думаю о Паоле: почему бы и ее не пригласить к нам, мне очень нужен громоотвод, а она могла бы стать хорошим громоотводом.

В этот момент я мог бы остановить такси, выйти из него и вернуться в свою розовую бонбоньерку, растянуться на своем воображаемом гамаке между двумя любимыми изречениями моих квартирных хозяев и раскачиваться между «временем, которое знает, что делает» и «уж такие сейчас времена», а затем, почему бы и нет, сесть за сосновый стол и сделать письменное задание об Ахилле, а вечером, чувствуя себя довольным и счастливым, отправиться в кино с Паолой, после чего написать настоящее письмо маме, вложив в него присланный ею чек, поскольку в ближайшие выходные я пойду с господином Хосе работать маляром на стройке. Все это было еще возможно, моя настоящая жизнь была совсем рядом, готовая откликнуться на мой призыв, снова принять меня. Давай, скажи шоферу: «Остановись!» Но я ничего не сказал. Две противоборствующие силы сошлись за меня в схватке, каждая из них по отдельности была еще управляема, но, сплетенные друг с другом, они превратились в неукротимый вихрь, и, чтобы с этим покончить, я решил пойти до конца и увидеть, что находится в центре этого вихря.

Я резко повернулся к Камилле и изо всех сил сжал ее руки. Я догадался, что сделал ей больно, по ее прерывистому дыханию, но она не произнесла ни звука и в ответ тоже сильно сжала мои руки. Анна смотрела на нас, и то, что я прочел на ее лице, должно было заставить меня выскочить пулей из машины и бежать без оглядки, но я понял это намного позже. Мы приехали.

Лео заказал всем пиццу. «Так вот какой ужин ты нам приготовил!» — расхохотался я. Я был рад видеть Лео, мне казалось, что с каждым днем он все меньше походит на свою сестру, его лицо становилось все более мужественным, он постепенно переходил на нашу сторону — сторону мужчин, — а после нашего разговора в Люксембургском саду о рисунках, лицах и природе я стал его сообщником, не сообщником «близнецов», временным и ненадежным, а тем, на кого можно положиться, и он, и я знали это.