Формула преступления - Антон Чиж

— Жаль, что проявляете упорство. Нашим общением уже интересуются кучера. Неужели хотите, чтобы их господа и ваши друзья по клубу увидели, как вас скручивает полиция, — миролюбиво сказал Родион. — Прошу вас, следуйте за нами без лишних осложнений.

— Да что же такое! Я совершенно ничего не понимаю! Какое убийство? Какая барышня? Это бред законченный!

— Хотите заявить, что не знаете Дарью Ивановну Водянову?

— Впервые слышу! — со слезой в голосе ответил Княжевич. — Умоляю, отпустите, вы мне руку сломаете.

Подчинившись немому приказу, Болотников с неохотой выпустил пташку, но далеко не отступил.

— Как странно, что вы не знаете госпожу Водянову, — сказал Ванзаров. — Почти год к ней ездили, да и сегодня навещали с утра. А имени ее не знаете. Она вас так ласково называла на французский манер — Викто́р.

— Знать не знаю про вашу Водянову!

— Скорее — вашу. Незнание не помешало ее убить.

— Невозможно! — Княжевич сжался, словно не мог согреться под шубой. — Это глупость чистейшая! Как я мог кого-то убить, когда понятия не имею об этой девице!

— В распоряжении следствия имеются неопровержимые улики.

— Кошмар просто! — симпатичный господин чуть не плакал. — Убийство… Изобличающие улики… Откуда!.. Стойте… Вы сказали, что эту… как ее…

— Водянову, — подсказал Родион.

— Да, ее… убили сегодня утром?.. Вот! Отлично! У меня есть неопровержимое, как вы тут говорите, алиби.

— Любопытно узнать ваше алиби.

— Извольте… — Княжевич даже выпрямился, как полководец перед триумфом. — Сегодня все утро я провел…

Совсем не к месту он запнулся, что-то сообразил и быстро закончил:

— …у своего портного! Вот так.

— Что за чудо: портной — и работает в праздник.

— Так ведь немец, порядков наших не признает. Рождество отметит — и за работу.

— Где находится ателье?

— Здесь недалеко, на Малой Мастерской. С утра на примерке сидел, а потом сразу сюда. Пешком — пять минут.

— Вот и отлично, значит, доедем еще быстрей, — сказал Ванзаров и уверенным жестом, не допускающим отказа, пригласил в пролетку, на которой восседал Спиридон.

Викто́р не проявил радости:

— Ну зачем же вот так сразу… Он солидный мастер, дорогой. Предварительная запись, заявиться без приглашения — неприлично.

— Это в ваших интересах. Проверим алиби, убедимся в вашей невиновности — и сразу отпустим. Приличия не пострадают.

— Он по-русски не понимает! — схватился за соломинку Княжевич.

Родион нахмурился, как бы в печали:

— Это несколько осложняет дело. У нас в полиции языкам не обучают. Русским не все владеют, не то что немецким… Ну, ничего, вы нам переведете. Прошу!

Не ожидая приказа, Болотников легонько подтолкнул задержанного, и Княжевич, потеряв равновесие, чуть не слетел со ступенек. Тяжела десница городового.

Бронзовая табличка с червлеными буквами указывала, что за лакированной дверью обитает господин «Сампфельд К. Г.», профессия не указана. Очевидно, мастер не нуждается в рекламе, клиенты передают его из рук в руки, как реликвию. С хорошими портными это бывает.

Оглянувшись в надежде, что чиновник с городовым по волшебству исчезнут, Княжевич бросил на каменный пол недокуренную папироску и крутанул рычажок звонка. Послышались неторопливые уверенные шаги, с крепким хрустом открылся замок, в проеме показался невысокий господин с обширной залысиной и торчащими клочками волос, разительно смахивающий на благородного филина. Строгая жилетка идеально облегала поджарое тело, даже не сказать старческое, и все в нем было прочно и ладно пригнано. Как на почтенной птице. Только портняжная мерка вольно болталась на шее. Хозяин квартиры взирал на гостей, совсем незваных, с молчаливым изумлением.

— Verzeihen Sie die Störung, aber ich benötige dringend Ihre Hilfe. Bitte gestatten Sie uns, einzut-reten,[16]— быстро проговорил Викто́р.

Портной Сампфельд от удивления потерял дар речи, так и застыв на пороге. Гостя это не остановило. С некоторым усилием он дернул створку, вырывая ее из рук портного, и протиснулся в коридор. За ним проследовал Ванзаров, правда, вежливо приподняв шляпу. Болотников, как полагается, остался на лестничной клетке стеречь выход.

Княжевич приблизился к немцу и, стараясь изобразить непринужденный тон, сказал:

— Bitte bestätigen Sie, daß ich den ganzen Morgen bei Ihnen zugebracht habe. Es ist eine Sache von Leben und Tod!.[17]

— Was?![18]— в изумлении каркнул Сампфельд.

— Что вы у него спросили? — поинтересовался Родион с таким наивным и доверчивым выражением, что не сказать «ангельское» — невозможно.

— Извинился за то, что вернулся без спроса, — с некоторой запинкой ответил Викто́р.

— А он что сказал?

— Говорит, пустяки.

— О, как мило. А вы боялись. Теперь попросите его подтвердить, что с девяти до одиннадцати находились в этой мастерской.

Княжевич развернулся к портному, смотревшему поочередно на гостей, как филин в ясный день:

— Bitte bezeugen Sie, daß ich mich bei Ihnen zur Anprobe aufgehalten habe. Wir hatten doch einen Termin vereinbart. Das wäre äußerst wichtig. Ich werde mich auch erkenntlich zeigen, und unverzüglich vier weitere Anzüge in Auftrag geben.[19]

Кажется, почтенного мастера никогда не приводили в такое изумление. Даже когда он впервые пересек границу Российской империи и честный таможенник хотел содрать с него сто рублей золотом за незаконный ввоз иголок. Господин Сампфельд буквально не мог рта закрыть, так и стоял с приоткрытым.

— А сейчас что спросили?

— Перевел ваше пожелание, — очень тихо ответил Княжевич.

— Что же он молчит? Или не может подтвердить?

— Может, конечно, может все подтвердить, — довольно громко сказал Виктор Геннадиевич.

— Наверно, перевели плохо, давайте я попробую… — и, вежливо кашлянув, чтобы обратить внимание Сампфельда на себя, Родион произнес: — Oh ja, bestätigen Sie dies, wenn Sie gedenken sich strafbar zu machen — dies wäre nämlich eine Falschaussage. Wenn Sie nicht vor Gericht gestellt werden möchten, sollten Sie mir umgehend Einblick in Ihr Gästebuch gewähren.[20]