Кодекс чести - Сергей Шхиян

Я был почти трезв, зол на жизнь и не преминул ввязаться в драку на стороне соотечественника. Мое появление сначала немного смутило моряков и слегка расстроило их ряды, но так как я был один, то они воодушевились и вознамерились отлупить нас обоих. Особого опыта кулачных боев у меня не было, разве что зрительский.

Поэтому несколько ударов я пропустил сразу, что не улучшило моего настроения.

Англичане дрались по правилам бокса, за маленьким исключением: бой был не один на один. Типичная политика лицемерия и двойных стандартов, свойственная этой цивилизованной нации! Это было нечестно, даже притом, что они не били ниже пояса и стояли в боксерских стойках. В России такое новшество, как классический бокс, было еще неизвестно, и шустрый сержант постепенно превращался в боксерскую грушу, не успевая отражать правильные удары заморских гостей.

После моего вмешательства, силы британцев разделились: против сержанта продолжали выступать три моряка, меня обрабатывали двое.

Сначала я попробовал стать в правильную стойку и защищаться как на ринге, делая контрвыпады. Однако контролировать сразу четыре кулака не смог и получил очень болезненный удар в глаз, чуть не выключивший меня из дальнейшего состязания.

Этот удар переполнил чашу терпения, и я уложил обидчика по своим правилам, сначала двинув носком сапога по голени, а затем добив кулаком в челюсть. Оставшийся в одиночестве спарринг-партнер что-то заверещал по-английски, из чего я смог понять только два слова: «камен» и «щек».

Однако особенно долго говорить ему не пришлось.

Один на один я в два счета разделался с ним тем же варварским способом, что и с его товарищем.

Противники сержанта, увидев поверженных соотечественников, оставили Афанасьева и втроем набросились на меня. Однако, будучи джентльменами и носителями английских традиций, не смогли вовремя перестроить рисунок боя. Им следовало перейти с классического бокса на эффективный дворовый мордобой с применением подручных средств, которых в ресторации было предостаточно. Они этого не сделали и мы с воодушевившимся сержантом быстро с ними разобрались.

Одержав полную викторию над иноземцами, мы проявили приличествующую случаю политкорректность и широту славянской души: завершили баталию мировой попойкой и национальным примирением. Англичане оказались милыми, наивными ребятами и большими любителями халявной выпивки.

В конце банкета мы чуть снова не подрались. Они обвиняли нас с Сашкой в нарушении правил бокса, а мы их — за неравное количество бойцов. Как всегда в таких случаях бывает, никто никого не убедил, и восторжествовала пьяная дружба.

Этот небольшой инцидент сблизил меня с Преображенским сержантом, и он пообещал мне ответную помощь в случае силового решения моего семейного вопроса. В том, что этот разбойник не остановится ни перед чем, чтобы разнообразить свой досуг, я вскоре убедился.

При таком образе жизни деньги текли рекой, только не в карманы, а между пальцами. Так что этот вопрос вскоре сделался открытым. Пришлось озаботиться, как легче и быстрее их заработать. Больше всего в злачных заведениях, которые я посещал, денег лежало на карточных столах. Беда была только в том, что в карты я играл и играю из рук вон плохо и, как ни примитивно жульничали местные шулера, тягаться с ними мне было не под силу. Оставалось искать медицинскую практику или попробовать свои силы в бильярде.

Я начал присматриваться к биллиардным игрокам и разделил их для себя на две неравные группы: профессионалы и лохи. Обманывать последних мне не позволяла совесть, а вот первые сами просились в дойные коровы. В основной массе это были самоучки и мелкие хитрованы, обирающие простофиль, но попадались и самородки, прилично владеющие кием. Обычные профессиональные игроки работали довольно примитивно, безо всякого творческого подхода. Они вовлекали простака в игру, сначала проигрывали несколько партий, после чего обезумевшего от удачи лоха обирали до нитки.

Присмотревшись к манере игры местных корифеев, я начал усиленно тренироваться по утрам в соседнем с квартирой предка трактире.

Стол там был не из лучших, но с приличной плитой и не разбитыми лузами. Сначала я играл один, пока это не стало вызывать недоумение у хозяина трактира и посетителей. Пришлось привлечь к тренировкам Ивана обряженного в мещанское платье. У него оказался неплохой глазомер, и вскоре он начал весьма прилично катать шары.

Примерно через неделю усиленных тренировок я набил руку, чтобы класть за один подход шесть-восемь шаров. Наши утренние турниры стали привлекать внимание завсегдатаев, и нам с Иваном пришлось начать менять залы, чтобы не светиться раньше времени.

Разработав технику, я начал репетировать роль самоуверенного лоха, случайно выигравшего партию. Я учился коряво стоять, заваливаться на стол, пачкаться мелом, нервничать, короче говоря, выглядеть полным придурком и неумехой, случайно забивающим шары в лузу.

Только доведя эти навыки до автоматизма, я рискнул «выйти в свет». Для почина мы с Иваном отправились в трактир средней руки, расположенный на том месте, где через полвека построят здание Московского вокзала. Оделся я в сюртучок, сшитый провинциальным портным Фролом Исаевичем, покроем и качеством заметно разнящийся с петербургскими одеждами трактирных завсегдатаев. По сценическому образу я изображал среднестатистического помещика из глубинки, приехавшего в столицу спустить лишние денежки.

Заведение было довольно приличное, с двумя обеденными залами и отдельными кабинетами. Посещали его среднего класса чиновники и небогатые дворяне. Ставки в игре были небольшие, от пяти до десяти рублей за партию.

Среди завсегдатаев было два профессиональных игрока, зарабатывающие за вечер до пятидесяти рублей ассигнациями. Я вычислил их, просидев два вечера недалеко от бильярдного стола и наблюдая за игрой со стороны. Постоянные посетители играть с этими ребятами остерегались, и обували они в основном случайных посетителей. Свою карьеру я начал, обыгрывая образ наивного провинциального пижона. Я мешал игрокам, давал дурацкие советы, шумно радовался положенным шарам, привлекая к себе всеобщее пренебрежительное внимание. Несколько раз маркер просил меня не мешать гостям, но я впал в такой раж, что не обращал на него никакого внимания.

Кончилось дело тем, что замечание мне сделал какой-то прилично одетый господин. Я сконфузился, многословно извинился, но тут же принялся за старое.

Результатом такого поведения стало то, что надо мной начали потешаться все кому не лень, а один чиновник, особенно смешливый, поинтересовался, не играю ли я сам.

Я признался, что играю, и похвастался, что очень изрядно.

— Так может быть, сыграем партийку по пятидесяти рубликов? — предложил весельчак.

Изобразив, как смог, трепетное смущение, я согласился. Публика проявила повышенный интерес к партии и потребовала допустить нас к столу вне очереди.

Разбивать пирамиду, по жребию, выпало мне. Я долго целился, раскорячивал руки и ноги, чем вызвал новую волну веселья у публики, и наконец так долбанул кием по шару, что он вылетел со стола, не задев пирамиды.