Герцог полуночи - Элизабет Хойт

— Нет, — прошептала Артемис, чувствуя, как ужас заполняет ее душу.

— Он сказал, чтобы я поискал в собственном доме.

— О-о… Боже правый, — прошептала Артемис.

Хотя дикая кошка больно царапала ее когтями, Линч крепко держала брата, так как странный маленький человечек в горах сказал, что если она отпустит брата до первого крика петуха, то они оба будут навечно обречены на безумную охоту. Поэтому Линч держала Тэма, когда они скакали по ночному небу. Король Херла не говорил девушке ни слова — как будто не замечал ничего, — но его руки сжимались на поводьях лошади.

А потом Тэм превратился в извивающуюся змею…

…из «Легенды о короле Херла».

Артемис поспешно надела сорочку и, ничего не сказав герцогу, побежала в свою спальню, а через несколько секунд вернулась, сжимая что-то в кулаке. Когда же Максимус увидел изумрудную каплю у нее на ладони, он с изумлением пробормотал:

— Где ты это взяла?

— Я… — Артемис зажала подвеску в кулаке. — Нет-нет, вы, возможно, не то думаете…

— А что я думаю? — Он поднял взгляд к ее лицу и увидел настороженные серые глаза. Прошло всего несколько минут после того, как они с Артемис занимались любовью, но постель казалась холодной.

— Что я каким-то образом причастна к убийству ваших родителей, не так ли? — Артемис с вызовом вскинула подбородок.

Герцог со вздохом пробормотал:

— Не сердись. Расскажи.

— Мой брат подарил ее мне на наш пятнадцатый день рожденья, — кашлянув, объяснила Артемис.

— Килборн? — Герцог насторожился.

— Да, он.

Молча кивнув, Максимус задумался. Убийца был очень осторожен. Например, один из изумрудов был куплен тогдашним его владельцем в ломбарде, и Максимус решил выяснить, кто владел драгоценным камнем до этого. Явившись в ломбард, где была продана изумрудная капля, он нашел хозяина заведения в луже крови.

Последнюю подвеску Максимус купил больше трех лет назад. Похоже, убийца начал понимать, что герцог собирал драгоценные камни, потому и затаился.

Но если Артемис говорила правду, то камень, который она носила, попал в распоряжение ее брата до того, как начали поступать в продажу другие капли, то есть до того, как убийца понял, насколько эти драгоценные камни опасны для него.

И все же Килборн мог оказаться ключом к разгадке… Возможно, он даже лично знал убийцу.

Максимус вскинул голову и пристально взглянул на Артемис.

— От кого получил ее твой брат?

— Я не знаю… Он никогда не говорил. Я не понимала, что это настоящий изумруд, пока несколько месяцев назад не попыталась заложить его в ломбарде.

Максимус долго смотрел на изумруд, потом встал с кровати и подошел к металлической шкатулке, стоявшей на столике у кровати. Достав ключ из потайного ящика, он отпер шкатулку. Внутри же находился мелкий поддон, обтянутый черным бархатом, на котором лежало то, что осталось от самой ценной вещи его матери — изумрудов Уэйкфилдов.

Тут Артемис подошла к нему, чтобы посмотреть на драгоценность. Потом вдруг взяла его за руку и прижала к его ладони изумрудную подвеску. И только сейчас Максимус окончательно осознал, что она дала ему. Ведь теперь, возможно, удастся добраться до Сатаны и узнать, кто он на самом деле. Максимус сглотнул; ему не хотелось смотреть на Артемис, потому что его душу наполняла не только благодарность.

Благодарность была самым слабым чувством из тех, что он испытывал к ней.

Герцог положил подвеску на ее место, рядом с другими.

— Еще одной не хватает, — заметила Артемис.

Герцог со вздохом кивнул.

— Да, верно. Не хватает той, что Сатана носит на шее. — Он закрыл шкатулку и запер ее. — Когда я получу и ее, я снова скреплю их все вместе.

— А потом подарите Пенелопе, — тихо сказала Артемис.

Максимус замер. По правде говоря, он никогда не заглядывал так далеко… Собрать и восстановить ожерелье, отдать под суд убийцу родителей и почувствовать хоть какое-то облегчение — вот чем были заняты все его мысли. Он не знал, что последует потом, — просто не задумывался об этом.

Но Артемис была права: ожерелье принадлежало герцогине Уэйкфилд.

Он обернулся и посмотрел на нее — на женщину, которая отдала ему свое тело и, возможно, душу; на женщину, которая понимала его, как никто другой; на женщину, которую он никогда не сможет сделать своей женой.

— Да, ей. — Герцог едва заметно кивнул.

— Пенелопе оно понравится, — ровным голосом произнесла Артемис, глядя на него своими прекрасными глазами. Она всегда была стойкой, его Диана. — Кузина любит драгоценности, а эти изумруды великолепны. В них она будет выглядеть очень эффектно.

Стойкость этой женщины прямо-таки ошеломляла. И ведь она нисколько не ревновала, не возмущалась… Возможно, именно из-за этого ему захотелось причинить ей боль, и он проговорил:

— Да, она будет очень эффектна. Ее черные волосы заставят изумруды сиять. Быть может, я куплю ей и подходящие изумрудные серьги.

— Правда? — Она смотрела на него все так же спокойно.

И Максимус вдруг понял: что бы ни произошло, он никогда не купит Пенелопе Чедвик изумрудные серьги.

— Нет! — Он зажмурился и вздохнул. Что ж, если его Диана способна это пережить, то он тоже сможет. Но сейчас он просто не мог отказаться от нее.

Герцог взял Артемис за руку и увлек в постель, а потом бережно накрыл одеялом — словно она была королевой, а он — ее восторженным поклонником.

— Утром я поговорю с твоим братом, — сказал Максимус.

Артемис тяжело вздохнула и положила голову ему на плечо.

— Я знаю, вы считаете Аполло убийцей, но он не мог участвовать в убийстве ваших родителей. Он был еще слишком маленьким.

— Я знаю. — Максимус погасил свечу. — Но он может знать убийцу — или кого-то, кто его знает. В любом случае я должен расспросить твоего брата.

— М-м-м… — сонно протянула Артемис. — Максимус…

— Да, слушаю.

— Вы обыскивали мою комнату в Пелем-Хаусе?

— Что? — Он наклонил голову и в темноте заглянул ей в лицо — она выглядела совершенно серьезной.

— Утром, когда вы прислали посыльного, чтобы сообщить мне, что освободили Аполло, кто-то обыскивал мою комнату. — Она пальцем описывала круги у него на груди и пристально смотрела на него. — Когда я узнала, что изумруд настоящий, я стала носить его постоянно. Просто я не знала, что с ним делать, ведь он ужасно дорогой… А потом, когда у меня оказался ваш перстень-печатка, я повесила его на ту же цепочку.

Максимус вспомнил цепочку, которая была на ней, когда она возвращала ему кольцо, и нахмурился.