Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди - Виталий Шипаков

Войдя в королевские покои, которые изрядно поутратили свой блеск со времен Августа Сигизмунда, и увидев безмятежно беседующего с Бекешем Стефана, Януш сразу понял – король затеял дознание лишь так, для видимости, судя по всему, он не очень удручен случившимся.

– Ничего не скажешь, умен, быстро уразумел, что от погибели Станислава с Казимежем ему одна лишь польза, – невольно проникаясь уважением к мадьяру, подумал Радзивилл.

– И что шумиху поднял, тоже правильно. Вона, аж гусарские дозоры по всей Варшаве выставил, а то нашей шляхте только покажи слабину, так они не только замок Казимира, но и королевскую обитель на приступ возьмут.

Взглянув на короля с собачьей преданностью, князь подошел к нему и преклонил колени.

– Здравствуй, Радзивилл, – довольно сухо поприветствовал Януша повелитель. – Растолкуй-ка мне, любезный, как это случилось, что твои литвины не Москву, а Варшаву штурмовать осмелились?

Вопрос Стефана нисколько не смутил вельможного пройдоху. Наоборот, он едва сдержался, чтоб не выказать своей радости. «Твои литвины» означало, что король уже признал его преемником Воловича. Вмиг сообразив, как надо представить события минувшей ночи мадьяру, наверняка наслышанному об амурных похождениях Вишневецкого, Радзивилл развел руками и без тени сомнения изрек:

– Случилось то, ваше величество, что давно должно было случиться. Доигрался князь Казимеж, верней сказать, допрыгался козел сластолюбивый.

– Это как понять? – спросил Бекеш, уже заранее зная, что литвин лишь подтвердит его предположения.

– А чего тут понимать. Для Казимежа мужа дамы, приглянувшейся ему, убить – обычное дело. Мне не верите, других спросите, – князь кивнул на окна, выходящие на дворцовую площадь. – Но вчера, видать, у него промашка вышла. Не учел, что у княгини Елены помимо супруга еще отец имеется. Да какой отец – полковник Озорчук, начальник конного ополчения. Это нынче о нем стали забывать, потому как постарел изрядно, а было время – на всю Речь Посполитую своею доблестью славился. Турки за его голову награду в десять тысяч цехинов назначали.

Стефан, переглянувшись с Бекешем, спросил:

– Это не тот рыцарь, о котором капитан твой сказывал?

– Вряд ли, Ласло говорил, что Вишневецкий ротмистром офицера того величал и будто прежде они вместе служили.

– Ах вот оно что, знать, не уберегся на сей раз Казимеж от пули Гжегожа Шептицкого, – воскликнул Радзивилл и снова обратился к королю: – Это, государь, очень старая история, тут мои литвины и вовсе ни при чем.

Указав на кресло, что стояло слева от него, справа сидел Бекеш, Баторий наконец-то пригласил князя сесть:

– Присаживайся, Ян, да поведай нам сию историю. Прошлого не зная, нынешнего не поймешь и в будущее не заглянешь.

Порозовев от счастья, Радзивилл поспешно водрузил свое дородное тело на жалобно скрипнувшее под его тяжестью кресло да принялся рассказывать мадьярам все, что знал о гибели гусарского эскадрона, об изгнании Шептицкого из полка, о братстве рыцарей и, конечно же, о дружбе Гжегожа с Озорчуком, а знал вездесущий Януш очень даже немало.

– Одним словом, крепко Шептицкому нагадил Казимир, считай, всю жизнь искалечил. А Гжегож из тех людей, которые собственную беду и вином залить могут, но не приведи господь их близких тронуть, тут они неукротимыми становятся. Вот он и повел собратьев дочку друга выручать, – заключил свое повествование Радзивилл. После чего, обиженно насупясь, вновь принялся оправдывать соплеменников:

– Так что зря изволишь гневаться, государь, верноподданных тебе литвинов в мятеже подозревать. Гжегож-то из польской знати был, родовитостью и с Вишневецким мог соперничать. Лишь по бедности с малоземельем не имели титула Шептицкие, какой же князь без княжества. Однако прежний король Август шибко им благоволил, потому-то ротмистр тогда одним изгнанием отделался, это ж видано ли дело – в своего полковника стрелять.

Не сказать, чтобы король полностью поверил Янушу, но данные им объяснения всего случившегося его вполне устраивали. До Стефана, конечно, доходили слухи как о стремлении Воловича к миру с московитами, так и о том, что честолюбивый Казимир лишь потому смирился с избранием иноземца на польский трон и не перешел к открытому противостоянию, что надеялся с помощью мадьярских полков да воинских талантов самого Батория наконец-то разгромить несметные полчища русского царя. Однако предать огласке истинную причину доведшей до смертоубийства вражды канцлера Литвы с предводителем польской знати означало посеять рознь между поляками и литвинами. Сделать это накануне выступления в поход король не мог. Он жаждал покорения Руси не меньше Вишневецкого. Поэтому Стефан решил внять совету Радзивилла и представить произошедшую резню печальным, но вполне объяснимым последствием необузданной Казимежевой похоти, о которой впрямь ходили сплетни по всей Варшаве. Ведь ничто не может быть столь убедительным, как полуправда. Неразрешенным оставался лишь один вопрос, что делать с уцелевшими свидетелями – княгиней и ее отцом. А потому, сделав вид, будто он еще терзается сомнениями, Баторий недоверчиво спросил:

– Ни при чем литвины, говоришь, а отчего тогда полковник с дочерью сбежали?

Радзивилл недоуменно развел руками, но уверенно ответил:

– Правильно сделали, что сбежали. А как иначе-то? У них сейчас земля под ногами горит.

Немного помолчав, Януш голосом, лишенным как злорадства, так и сочувствия, заявил:

– Только все одно, не жильцы они теперь на белом свете. Дружки Казимежа их из-под земли достанут, а коль сами не смогут, так к отцам-иезуитам обратятся за подмогой.

Невольно перейдя на шепот, он добавил:

– Князь Казимеж-то был шибко близок к ордену Иисусову, насколь я знаю, даже в нем состоял.

Затем уже язвительно продолжил:

– А что самое паскудное во всей этой истории, так это то, что родственники канцлера им тоже помогут.

– Это почему? – искренне изумился Стефан.

На сей раз Януш одарил монарха не преданным, а сожалеющим взглядом.

– Плохо вы, ваше величество, нравы наши знаете, хотя не думаю, чтоб у иных народов как-то по-другому было. Корысть, она ведь всем присуща. Пока был жив Станислав, в жену свою влюбленный до безумия, терпели его близкие княгиню своенравную. А что теперь? Все огромное имение, которое осталось после канцлера, вдове-девчонке по закону передать? Как бы не так. Да Воловичи, пожалуй, пуще Вишневецких погибели княгини жаждут. Так что ей куда ни кинься – всюду клин, везде кинжал с удавкою иль чаша с ядом поджидают. Разве в странах лютеранских пристанище красавица найдет, да и то, – Радзивилл лишь обреченно взмахнул рукой.

– Ну а ежли я Елену под покровительство свое возьму? – переглянувшись с Бекешем, строго вопросил король.

– А вот это, государь, ни в коем случае не надо делать, – почти с угрозою ответил хитрый царедворец. – Ее и так все ведьмой считают. Шутка ли, самого канцлера Литвы в одночасье окрутила – сегодня встретил, а назавтра с ней в костел венчаться побежал. А здесь, в Варшаве, что творилось? Стоило Елене появиться на люди, как все паны о своих дамах забывали и, словно зачарованные, только на княгиню Волович глаза пялили. Сие, конечно, можно красотой схизматки юной объяснить, но красота ее ведь впрямь неземная, колдовская какая-то. Так что, государь, ежли ты изволишь взять вдову Станислава под покровительство, сразу все решат – поддался, мол, король на чары ведьмины. Тут такое начнется. Те же родственники да дружки Казимежа взаправду могут бунт поднять. И не абы как, а от имени святой церкви выступят. Прощай тогда мечты о покорении Московии.