Школяр - Дмитрий Таланов

Казалось, он испытывает облегчение оттого, что Эша согласилась. Она рассмеялась:

— Мастер, не надо мучить людей! Я наполовину сердар и могу открыть Врата хоть во двор этого замка. Буду кидать недалеко от моста. — Она рывком поднялась из-за стола. — Ну что ж, тогда пойдем одеваться?

— То есть вы тверды в своем намерении покинуть Хальмстем немедленно? — спросил Мастер.

— А чего с этим тянуть!

Через полчаса Эша спускалась по мосту в полном облачении, шагая за Филем, который вел в поводу коня. Сержант Коди, отвернувшись, сделал вид, что не заметил процессию. Руфина с Лентолой тоже не провожали их по настойчивой просьбе Мастера.

Стриженные под корень русые волосы Эши были спрятаны под шерстяным подшлемником. Её лицо напоминало теперь Филю итальянскую мадонну или совсем молодого юношу.

Шлем с забралом она несла в руке. Перчатки были пристегнуты к поясу, как и довольно потрепанные на вид ножны меча. Эша словно раздалась во все стороны и стала более приземистой, а ширине её плеч в латах позавидовал бы Ирений. Её щеки горели в предвкушении путешествия.

Когда они повернули направо от моста, она вдруг вздохнула:

— Буквально переживаю за тебя, Филь! Отчетливо вижу в тебе счастливого человека, который что хочет, то делает. Это и пугает. Ты пытайся иногда заглядывать дальше, чем видно сейчас. И еще подумай, пожалуйста, как избавить мир от этого железа! — Она постучала себя по груди. — В этой сбруе я через неделю буду вонять как настоящий кавалер!

Достав раковину, она отвернулась. Она стояла так довольно долго, прежде чем опустить её перед собой на песок. Филя защекотали иголочки близкорасположенных Врат, а потом они сами развернулись перед ним невидимым на солнце занавесом, за которым виднелось поле созревшей пшеницы.

Вспомнив о валяющейся в сундуке раковине, Филь взмолился:

— Эша, я не понимаю, как вы это проделываете с Лентолой! Научи!

Она покачала головой.

— Это не для тебя… не надо. Оставайся таким, какой ты есть. Если когда-нибудь ты научишься, я буду знать, что в твоей жизни произошло что-то очень страшное. Только это сможет изменить тебя, именно тебя, настолько, чтобы раковина открыла Врата. Но это будешь уже не ты.

Филь в очередной раз испугался зловещих предсказаний, связанных с раковиной, и опять решил забыть про неё. Не успела Эша шагнуть за прозрачную занавесь, он крикнул:

— Постой! — У него задрожали губы, и он потерянно шмыгнул носом. — Эша, возвращайся когда-нибудь!

— Я вернусь, — улыбнулась она, — даже не сомневайся. А знаешь, ты отлично смотришься на фоне этого замка!

Филь провел остаток лета в остервенелом труде, не имея ничего другого, чем еще заняться. Но ему не было скучно от однообразной работы. То немногое, что успела сказать Эша за свой визит, принесло ему больше пищи для размышлений, чем всё общение с девицами Алексы.

Он переваривал услышанное вплоть до конца августа, когда, за неделю до отъезда в Алексу, в Хальмстем прибыла коляска, присланная за ним из Меноны. А накануне, тотчас после заката, Мастер вызвал Филя к себе. На столе перед ним россыпью лежали оторванные углы чертежей с подписью Хальмстемского архитектора, короткая записка Эши и осколки раковины.

«В то лето, с тревогой ожидая Филя в Меноне, я делал с сестрами ставки на то, как долго он сможет вынести нашего отца. У одной не было сомнений, что они подерутся в первый вечер. Вторая верила в дуэль на второй день. Я же считал, что Филь задушит отца ночью подушкой. Как оказалось, мы все ошибались…»

Янус Хозек, «Как это было», 57-е издание,

Анастасийская Центральная Библиотека

Главный имперский архивариус Кардо Хозек, пятидесяти лет, юрист средней руки и большой крючкотвор, был человеком, которого ненавидела вся округа. По этой причине его обширное поместье, за исключением сданных в аренду полей, окружала стена двухметровых зарослей колючей чилики, а дом представлял собой крепость. Он возвышался посреди старой дубравы, массивный, трехэтажный, многоугольной формы, с узкими бойницеобразными окнами на первом этаже, шире — на втором и большими на третьем.

Над домом торчали четыре печные трубы. Стены из чилики сходились к въездным воротам, сваренным из заостренных кованых прутьев, за которыми, брызжа слюной, метались в ярости два пса. Кучер остановил коляску у ворот и окликнул Филя, направившегося исследовать цепь, связывавшую их створки:

— Даже не думай! Сейчас выйдет хозяин, он откроет. Этих тварей слышно на другом конце поместья.

— А он что, самолично запускает сюда? — поразился Филь. Его голос потонул в хриплом лае.

— Бывает, что разрешает своим детям, но только когда в отъезде. Там внутри есть всё, что душе угодно, даже лес и река, им никто не нужен. А тех слуг, которые рвутся наружу, господин Хозек сразу увольняет. Я сижу тут уже второй год, постоянно вожу его в Кейплиг, но чувствую, что скоро тоже захочу уйти. Эх, если б он платил чуть меньше!

Филь покрутил головой, разглядывая уменьшенную версию Алексы. Он начал понимать, почему близнецы сделались его друзьями с первого дня их знакомства: в сравнении с ними он свободен, как птица.

— Я не верю, что тут только одни ворота, — сказал он больше самому себе. — Что они, как дураки, сами себя заперли… Неудобно же!

— С другой стороны есть не загороженный вход через лабиринт из колючек, — заметил кучер. — Но его еще никто не прошел, кроме господских детей.

С недельной щетиной на остроносом лице и седым венчиком волос вокруг обширной лысины, к воротам подскочил невысокий человек в зеленом кафтане с заряженным арбалетом в руке.

— Кто такие? — рыкнул он грозно сквозь кованые прутья и, обернувшись, отогнал собак:

— Кокос, Персик, на место!

Филь гыкнул на клички, подходившие характерам псов, как корове седло. Господин в кафтане наставил на него арбалет.

— Чего гыкаешь? Ты кто такой, еще раз спрашиваю? Кто он такой? — напустился он на кучера. — Где ты его взял?

— Дык ведь, — растерялся кучер, — вы же сами велели. Это же пацаненок из Хальмстема!

Господин в кафтане метнул в Филя недобрый взгляд.

— Откуда знаешь, что именно он? Тебе его представили или он сам подошел к тебе в Хальмстеме и сел в коляску? И ты, олух, приволок тайного вражину к нам в дом!

— Его не представляли, — спал с лица кучер, и господин в кафтане злобно прошипел:

— Ага, так вот как!

Из-за колючей стены послышался стук копыт, и к воротам на холеных конях подлетели Ян с Метой, словно принц с принцессой, оба в белых батистовых рубашках и черных бриджах.