Жертва - Наташа Купер

— Ну и отлично. Только он, наверное, уже волнуется. Сейчас я позвоню ему, а ты пока допивай свое вино. Я постелю тебе чуть позднее. Кстати, ты есть хочешь?

— Нет. Только, пожалуйста…

— Что?

— Если он захочет поговорить со мной, я… Это так трудно. Я не хочу ничего объяснять. По крайней мере не сейчас.

— Не волнуйся, я сама скажу ему все, что нужно. Главное, постарайся успокоиться. Я приду через пару минут, принесу простыни.

Триш позвонила Адаму из спальни. Как она и предполагала, тот уже извелся от беспокойства, говорил быстрее обычного и настойчиво требовал объяснений. Триш сказала, что на ночь Кейт останется у нее, а утром они поедут в полицию давать показания. Триш пообещала, что после сама посадит девочку на поезд или автобус и отправит домой.

— Все понятно, — сказал Адам медленно, растягивая слова.

Он говорил с болью в голосе. Кроме того, в его словах звучала угроза. По крайней мере Триш так показалось, хотя поручиться она не могла.

— Благодарю за звонок, — сказал Адам. — Вы не знаете, почему она так внезапно сорвалась в Лондон?

— Нет. Мне не хотелось задавать ей слишком много вопросов. Сейчас Кейт очень расстроена, но, думаю, утром ей станет гораздо лучше. Если завтра ей снова будет плохо, то, перед тем как ехать в полицию, я отвезу ее к своему врачу. Он прекрасный специалист. Ну, вот вроде бы и все. Сейчас мне пора идти. Я позвоню вам, как только появятся какие-нибудь новости.

— Мне надо поговорить с ней. Сейчас же.

— Я думаю, Адам, вам не стоит сегодня с ней разговаривать. Правда. Кейт устала и очень взвинчена. И потом, она чувствует себя виноватой, что расстроила вас. Пожалуйста, не трогайте ее сегодня.

Последовало задумчивое молчание.

— Ладно, будь по-вашему, — сказал он наконец. — Передайте Кейт от меня привет. Конечно, если сочтете, что это не слишком сильно ее расстроит.

Триш прикрыла на секунду глаза, но вслух возражать против сарказма не стала.

— И передайте, что я на нее не сержусь.

«Вот так-то лучше», — подумала Триш. Сейчас Адам говорил почти искренне.

— Обязательно передам, — сказала Триш. — Я позвоню вам завтра утром. Спокойной ночи, Адам.

Триш взяла под мышку простыни и одеяла и спустилась по спиральной лестнице в большую гостиную. Кейт полулежала на диване, опираясь спиной на подушки. Ее глаза покраснели, а веки сильно набухли. Вино в бокале осталось почти нетронутым.

— По правде говоря, я вино не очень-то люблю, — сказала она, заметив, куда смотрит Триш. — Извините.

— Ничего страшного. Не стоит оправдываться. Это абсолютно не важно, тем более что мне надо было сначала спросить, хочешь ты вина или нет. Кстати, у меня еще есть диетическая кока-кола и минеральная вода. Сейчас я застелю тебе кровать, а потом принесу все, что захочешь.

— Я могу сама кровать застелить. Я привыкла.

— Мы застелем ее вместе, — сказала Триш и повела Кейт в комнату для гостей.

Пару минут спустя, когда они склонились над кроватью, подтыкая под матрас нижнюю простыню, Триш спросила:

— Малкольм рассказывал о том времени, когда они с твоей мамой были вместе?

Разумеется, нечестно было давить на Кейт сейчас, когда она в таких расстроенных чувствах, но другой возможности могло не представиться.

— Да, немного. Малкольм сказал, что мама была его единственной настоящей любовью, но он понял это слишком поздно. Когда у них… когда они с мамой встречались, он совсем запутался и не смог разобраться в своих чувствах.

Кейт подняла голову и откинула назад прядь длинных прямых волос.

— И еще он сказал, что мама никогда ему обо мне не говорила. То есть говорила, но гораздо позднее. Он сказал, что не знает почему.

Триш жалела, что не поговорила с Деборой до того, как узнала версию Малкольма Чейза, облагороженную его стремлением понравиться Кейт, произвести на нее хорошее впечатление.

— Тогда я сама спросила маму, почему она ничего ему не сказала.

Кейт выглядела старше, чем обычно, а в голосе девочки появилась горечь, которую Триш еще никогда в ней не замечала.

— Когда?

— В пятницу, когда она мне звонила. — На глаза Кейт навернулись слезы, и она снова стала ребенком. — В прошлую пятницу. Мы разговаривали о его смерти. Папа каждую неделю присылает маме телефонные карточки, и она звонит мне по пятницам, перед школой.

Кейт отпустила край простыни и, выпрямившись, посмотрела Триш прямо в глаза.

— Она сказала, что мой настоящий отец говорил неправду. Мама рассказала ему о своей беременности сразу, как только получила результаты анализов, а он потребовал, чтобы она сделала аборт.

Триш неторопливо заправила простыню под угол матраса, чтобы дать себе время немного подумать. Она не знала, на кого злится больше — на Малкольма Чейза или на саму Деб.

— А когда мама сказала ему, что никогда не сможет убить своего ребенка, он ответил, что в таком случае пускай она сама за все и отвечает. Сказал, что не хочет иметь ничего общего ни с мамой, ни со всем этим. Так и сказал. Назвал меня «этим».

— Кейт, он ведь тогда не знал тебя.

Триш посмотрела на девочку, поняла, что утешение не помогает, и попыталась снова:

— Малкольм говорил не о тебе, Кейт, а об ответственности, которая свалилась на него так внезапно и которой он панически боялся. Постарайся не принимать его слова на свой счет. Твоя мама не хотела, чтобы ты так думала.

— Нет, хотела. Она хотела, чтобы я на него злилась. Она сказала, что я ни в коем случае не должна превращать Малкольма в какого-то героя. Сказала, что папа заботится обо мне и любит меня, и мы всем обязаны только ему. Мой настоящий отец повел себя как трус и эгоист, и мама не допустит, чтобы я верила в его обман, хотя когда-то они и любили друг друга.

Триш очень нравилась Дебора, однако для такой жестокой честности время было совсем неподходящее.

— Послушай, Кейт. Твоя мама, как и ты, живет сейчас в состоянии невероятного стресса. Я знаю, она очень расстроилась, узнав о смерти твоего настоящего отца. Может быть…

— Но ведь он хотел, чтобы мама сделала аборт. Он не хотел, чтобы я родилась.

— Зато мама этого очень хотела, — мягко сказала Триш. — Она никого не любит так сильно, как тебя. Когда я ходила к ней поговорить о телефильме, она думала только о тебе. Ни о самой себе, ни о твоем официальном отце, ни о твоих младших братьях и сестренке. Только о тебе, Кейт. Она так сильно тебя любит.

— Но она не понимает…

— Я думаю, она все понимает. Иногда очень трудно разговаривать о таких вещах, особенно в ее ситуации, когда она тебя даже не видит. Ну ладно. На сегодня хватит разговоров. Ты и так чересчур устала. Как насчет горячей ванны? Конечно, это не бог весть какое средство, но иногда помогает успокоиться.