Город стекла - Кассандра Клэр

— Слышал, тебя пригласили в Совет, — сказал Валентин. — Вполне в духе утратившего изначальную суть Конклава, который только рад допустить в свои ряды полукровных дегенератов. — Говорил Валентин безмятежно, даже немного весело, отчего в его словах не слышалось яда. Не верилось, будто он способен такое сказать. — Кларисса, — Валентин обратил взгляд на дочь, — за ручку с вампиром. Когда все утрясется, я с тобой серьезно поговорю. Берешь в питомцы кого попало!

Саймон глухо зарычал, и Клэри сжала ему руку — сжала очень сильно, так что живой Саймон дернулся бы от боли. Но Саймон-вампир боли, казалось, не испытывал.

— Не смей, — прошептала Клэри. — Не смей.

Валентин уже забыл о них и взошел на подиум.

Оглядел толпу собравшихся:

— Сколько знакомых лиц. Патрик. Малахи. Аматис.

Аматис застыла, гневно сверкая глазами.

Инквизитор все еще пытался вырваться из хватки Консула. Валентин взглянул на него почти что весело:

— И даже Элдертри. Слышал, ты частично повинен в гибели моего старого друга, Ходжа Старквезера. Жаль его.

— Значит, признаёшь, — заговорил Люк. — Ты разрушил барьер и наслал на город демонов.

— Да, наслал. Могу еще, причем намного больше. Даже Конклав, каким бы глупым он ни был, ожидал моей атаки. Ожидал и ты, Люциан, правда?

Взгляд голубых глаз Люка оставался холоден, спокоен.

— Ожидал. Зачем пришел, Валентин? Торговаться или злорадствовать?

— Ни то ни другое. — Валентин оглядел молчавшую толпу. — Мне не за что с вами торговаться, — спокойно и громко продолжил он. — Нет и желания злорадствовать. Жаль чинить смерть нефилимам. В мире, где так нужны Сумеречные охотники, нас и без того осталось слишком мало. Правда, Конклаву это лишь на руку. Их идиотские правила на то и нацелены, чтобы стирать в пыль обычных нефилимов. Я решился на отчаянный шаг, ибо так было нужно. Я решился на него, чтобы Конклав ко мне прислушался. Сумеречные охотники погибли не из-за меня — из-за Конклава, не желавшего со мной считаться.

Валентин взглянул на Элдертри — Инквизитор побледнел и поморщился.

— Столь многие из вас когда-то состояли в Круге, — медленно проговорил Валентин. — К вам взываю и к тем, кто слышал о Круге и остался в стороне. Помните, о чем говорил я пятнадцать лет назад? Если мы не воспротивимся Перемирию, то Аликанте, наша бесценная столица, наполнится толпами слюнявых полукровок, выродков, которые топчут все, что нам дорого. Так и случилось. Гард обратился в прах, портал разрушен, по улицам шастают демоны, и нелюди, звериное отродье, пытаются командовать нами. Ну, друзья мои, враги и братья под ангелом, теперь-то вы мне верите? — Голос Валентина сорвался на крик: — ТЕПЕРЬ-ТО ВЫ МНЕ ВЕРИТЕ?!

Он оглядел толпу, ожидая ответа.

— Валентин, — разорвал тишину тихий голос Люка. — Разве ты не видишь, что натворил? Договоры, которых ты так боялся, не сделали нежить равной нефилимам. Не подарили нам места в Совете. Старые распри, непонимание сохранились. Тебе следовало больше доверять Конклаву, но ты не хотел — не мог! — и вот посмотри: ты сам подарил нам то единственное, что объединило нас. — Он попытался заглянуть Валентину в глаза. — Общего врага.

Бледное лицо Валентина вспыхнуло.

— Я не враг. Не для Охотников! Враг — ты. Пытаешься втянуть их в безнадежный бой. Думаешь, хилые демоны, напавшие на город, — единственное, что у меня было? Они лишь капля моей армии. Я могу призвать демонов больше и сильнее.

— Нас тоже будет немало. И нефилимов, и нежити.

— Нежити… — Валентин усмехнулся. — Вы обратитесь в бегство при первой настоящей опасности. Нефилимы — вот истинные, прирожденные воины, защитники мира. Вас же мир ненавидит. Не зря чистое серебро и солнце жгут Детей ночи.

— Мне солнце не помеха, — чистым, сильным голосом отозвался Саймон, позабыв про хватку Клэри. — Вот он я, стою на свету.

Валентин рассмеялся:

— Ты «бог» сказать не можешь — задыхаешься. Что до твоей терпимости к свету, вампир… — он ухмыльнулся, — ты просто аномалия. Урод среди чудовищ.

Чудовищ… На корабле Валентин говорил: «Твоя мать обвинила меня в том, что я превратил ее первенца в чудовище, и сбежала, чтобы не дать мне сделать то же самое со вторым ребенком». Джейс. Даже имя его вспоминать больно.

И после того, что Валентин сотворил с сыном, он рассуждает о чудовищах!..

— Здесь только одно чудовище, — заговорила Клэри, превозмогая страх и забыв данное себе обещание держать язык за зубами. — Ты. Я встретила Итуриэля, — продолжила она, увидев изумление на лице Валентина, — и теперь знаю все…

— Нет, не знаешь. Если бы знала, молчала бы, ради братца. Если не ради себя.

«Не смей говорить при мне о Джейсе!» — хотела закричать Клэри, но не успела раскрыть рта, как заговорил другой — женский, бесстрашный и полный горечи, — голос.

— Как насчет моего брата? — спросила Аматис, становясь у подножия подиума и не обращая внимания на Люка; тот пораженно смотрел на сестру и мотал головой.

Валентин нахмурился:

— Люциана? — Вопрос застал его врасплох, наверное, потому, что Аматис стояла прямо перед ним и спрашивала открыто, тогда как сам Валентин забыл о ней, списал со счетов как слабую, неравную по духу. И вот теперь такой сюрприз, настоящий вызов!

— Да, ты сказал: Люк мне больше не брат. Отнял у меня Стивена. Разрушил мою семью. Ты утверждаешь, будто не хочешь зла нефилимам, будто ты нам не враг, но меж тем без угрызений совести восстанавливаешь нас друг против друга, семью против семьи. Ломаешь жизни. Ненавидишь Конклав, хотя сам же превращаешь всех в жалких параноиков. Прежде мы, нефилимы, верили друг другу, а ты нарушил эту веру. Нет тебе прощения. — Голос Аматис дрогнул. — Ни тебя, ни себя не прощу за то, что отреклась от Люциана.

— Аматис… — Люк шагнул ей навстречу, однако сестра остановила его жестом. Глаза ее блестели от слез, но спина оставалась ровной, и голос звучал твердо.

— Было время, Валентин, когда мы все охотно тебя слушали. По доброй воле. Сейчас же твое время закончилось. Есть в этом зале кто-нибудь, кто со мной не согласен?

Толпа Охотников показалась Клэри похожей на шарж: резкие контуры, смазанные лица. Патрик Пенхоллоу стоял, плотно сжав челюсти. Элдертри трясся, словно хилое деревце на ветру. Смуглое, утонченное лицо Малахи оставалось непроницаемым.

Все молчали.

Клэри ждала, что Валентин взорвется от гнева, не получив желанного ответа от людей, которых надеялся возглавить. Однако отец оставался невозмутим. Лишь слегка пошевелил желваками, будто не случилось ничего неожиданного.

— Будь по-вашему. Не прислушались к голосу разума — значит прислушаетесь к силе. Я уже показал, как легко могу снять защиту с города. Вы ее отладили, но это ненадолго. Штурм повторится. Вы либо уступите, либо встретитесь со всеми демонами, каких может призвать Меч смерти. На сей раз они не пощадят никого: ни мужчин, ни женщин, ни детей. Вы сами выбрали смерть.