Слишком много любовников - Анна и Сергей Литвиновы

Алена пребывала (как мама ее, покойница, говорила) «в раздрае». Иногда ей казалось, что жизнь кончена. И лучше бы ей вовсе умереть. А иной раз представлялось, что все, наоборот, только начинается. Что судьба дала ей второй шанс. Что она может начать все сначала и прожить новую жизнь.

После того как мерзавец-таксист обокрал ее на границе Белоруссии и Украины, фортуна, как ей показалось, в какой-то момент вновь повернулась к ней лицом. Сперва в образе немолодого белоруса-дальнобойщика, который довез ее – даже сделал крюк специально – прямо до киевского аэропорта Борисполь. И денег не взял, хоть она предлагала.

Потом судьба улыбнулась ей в лице украинского пограничника, который вяло пролистал ее паспорт, спросил, почему она вдруг летит из Киева во Францию, и шлепнул штамп о выезде.

Почему она решила лететь в Париж? На ближайший рейс были билеты, и недорого. Кроме того, она вспоминала свой самый первый визит туда с Зюзиным. Все было роскошно и великолепно, и город тогда улыбался ей – лицами сотен галантных и милых французов. Окутывал любовью молодого тогда, стройненького и любящего мужа. И если ей вдруг суждено оказаться за решеткой (думала она сейчас), то пусть это случится в Париже. Или на пути к нему.

Соседкой по креслу в самолете оказалась говорливая, громокипящая украинка лет сорока. Все расспрашивала Алену, куда она едет, да зачем, да чем занимается по жизни. Узнав, что Румянцева маникюрша, что работала в Белокаменной в одном из самых центровых салонов и не против втихаря подработать, будучи во Франции, пришла в совершенное возбуждение:

– Да тебя мне сам Господь послал! У меня подружка хорошая, совсем француженка – в смысле, что гражданство у нее и замужем за местным была, – салон имеет. Ей мастера во как нужны! – соседка сделала характерный жест у горла. – Она в Ницце живет, место роскошное! Юг, море, Лазурка! Богачи! Наши, ваши, французские!

И когда они приземлились в аэропорту «Шарль-де-Голль», а французские погранцы, измученные беженцами и террористами с Востока, не проявили интереса к прибывшей из Киева Румянцевой, новая знакомица не отходила от Алены, пока не позвонила своей ниццианской подруге и та не согласилась взять «москальку» на работу прямо сейчас – завтра, пусть только приедет.

Вот так и оказалась беглянка и впрямь в благословенном месте, на Лазурном Берегу. Никакой рабочей визы у нее не было. Шенгенская туристическая кончалась через девять месяцев. Языка она не знала. Поэтому хитрая хозяйка-хохлушка платила ей вполовину меньше, чем остальным, легальным мастерам. Обслуживала Алена в основном русскоязычных – местных и изредка туристов. Первые были страшно требовательны и практически не оставляли чаевых. Со вторыми тоже было напряжно: вдруг найдется кто-то из Москвы? Вдруг вычислит ее или случайно явится сам Ворсятов?

Поселилась Алена в крохотной квартирке, настоящей дыре. По сравнению с ней обиталище в Марьине воспринималось чуть ли не дворцом. Но две бриллиантовые безделушки, сбереженные ею, она в ломбард нести не хотела. А остававшаяся валюта из сейфа Ворсятова быстро таяла. А ей, наоборот, следовало копить. И ограничивать себя во всем. Чтобы со временем нелегально купить французские документы и визу. Или следовало перебираться в те края, где цены и уровень жизни ниже – в Индию, Таиланд. Однако там и не заработаешь столько!

В сущности, по сравнению с Москвой если ее жизнь и изменилась, то только в худшую сторону. Она так же пилит и наращивает ногти, только еще более требовательным клиенткам. И платят ей всего лишь четверть от того, что они оставляют в кассе (а не половину, как в «Кейт и Лео»). И если в Белокаменной и Первопрестольной она была гордой россиянкой, с удовольствием говорившей на своем языке, то здесь – одной из многих «понаехавших», дурно изъясняющихся на местном наречии, которые явились отбирать работу и блага у коренных французов.

Впрочем, Алена старалась акцентироваться на том, что для нее переменилось к лучшему. Например, на работу она не ездила на метро. И на трамвае с автобусом. Ходила пешком – отчасти из экономии. Но во многом от того, что путь пролегал по чистым улицам – как правило, всегда залитым светом. И даже если солнце кочегарило вовсю, средиземноморский ветер продувал город, и невыносимо жарко не было. И практически всюду – в ящиках на балконах, в палисадниках и на деревьях – расцветали цветы. А французы, что встречались ей по пути, – те, без исключения, окидывали ее взорами, в которых читалась готовность, а то и приглашение к любви.

Но ведь она пошла на преступление далеко не только для того, чтобы изменить свою судьбу к лучшему! Главным образом она сделала это ради любви. Ради того, чтобы всегда быть со своим Андреем. А он – он подставил ее. Предал. Но вдруг? Вдруг (все чаще начинала думать она)?! Вдруг – нет? Вдруг братец из Черногрязска по пьянке что-то перепутал? И поддельный паспорт, который дал ей Андрей, на самом деле правильный? Вдруг она сама же на любимого нагородила, нанесла напраслины? И он ни в чем не виноват? И совсем не хотел ее подставить?

А главное – чем дольше она была одна, да еще в чужой стране, с чужими нравами и языком, тем меньше ей хотелось связывать свою судьбу с кем угодно из улыбающихся ей на улицах и в салоне французов. И все сильнее и больше хотелось, чтобы рядом оказался Андрей. О, Андрей! Прильнуть бы к его плечу! Забыться в его объятиях! Быть рядом, под его крылом и защитой – так, чтобы он все решал и всем руководил, включая ее собственную жизнь.

И однажды в зачуханном кафе, подключившись к вай-фаю (в квартирешке, которую она сняла, такой роскоши не было), она сначала просмотрела российские новостные сайты – про ограбление в Суворине по-прежнему ни слова. А потом, оттягивая момент, вошла в известный только Андрею почтовый ящик. И, о чудо, там оказалось письмо! И это был не спам!

Павел Синичкин

Скаредный Ворсятов оплатил мне эконом-класс в самолете (не бизнес) и отель четыре звезды (и то пришлось поторговаться, он хотел поселить в «трешку»).

На Лазурном Берегу сезон был в разгаре, поэтому свободные «четыре звезды» оказались далеко от моря, в довольно подозрительном районе. Такси долго кружило меня по здешним улочкам, где из прохожих встречались лишь негры да арабы.

Впрочем, в холле отеля оказалось прохладно, а портье был предупредительным и элегантным (не теряя при этом обычной галльской надменности). Носильщик подхватил мою довольно легкую сумку и переместил ее в номер-мансарду под самой крышей. Я поспешал за ним. По пути он пытался шутить по поводу ее чрезвычайной легкости, но так как я не разумел французского, а он русского и моего английского, понять «бон мо» не довелось. «Вуаля!» – наконец воскликнул он, водружая мой саквояж на полочку для чемоданов, и получил от меня пару евро.

Окно моей мансарды выходило во двор. Почти все окна напротив были наглухо закрыты ставенками. То ли нет никого, то ли народ предавался сиесте.

Не раздеваясь, я улегся на белоснежное покрывало. Достал из сумки планшет и подключился к местному вай-фаю. Мы уговорились с Ворсятовым, что писать Алене я буду непосредственно из Ниццы. Чтобы между моим письмом, ее возможным ответом и нашим вероятным свиданием прошло не слишком много времени. Чтобы она не успевала чрезмерно раздумывать и рефлексировать. И еще: если она вдруг не ответит или что-то заподозрит и откажется встречаться, я перейду к запасному варианту: Римка установит физическое местонахождение «ай-пи-адреса», с которого пишет Румянцева. Моя помощница, правда, пыталась доказать мне, что для того, чтобы ее работа оказалась успешной, я должен взять ее с собой на Лазурку. Но я напомнил, что однажды мы вдвоем уже ездили за границу и ничего хорошего в итоге не вышло, и она затихла.