Убийства в монастыре, или Таинственные хроники - Юлия Крен

Роэзия не смогла заставить себя принять в них участие. Она бродила по монастырю, время от времени останавливаясь и наблюдая за тем, как остальные беспокойно бегают туда-сюда. Когда стало темнеть, она подумала о том, что лучше всего было бы сейчас просто спрятаться.

«София, — пронеслось у нее в голове, — София тоже любила оставаться одна».

Скрипторий женского монастыря был не таким большим, как во многих других монастырях. Его даже и скрипторием-то назвать было нельзя, потому что он располагался не в библиотеке, да и переписчицы в нем писали только бытовые книги монастыря и хроники.

Роэзия с трудом поднялась на верхний этаж. Все эти события подорвали ее обычно стоический дух и обременили тело. С трудом переводя дыхание, она остановилась перед дверью в уютную, пахнущую деревом комнату. Хорошо, что ей не нужно было ни с кем говорить, — ей бы не хватило дыхания.

Однако, войдя в комнату, она тотчас же забыла о своем недомогании. Она издала крик, такой громкий и пронзительный, что его было слышно даже на улице. Сестры внизу возбужденно забегали. А Роэзия упала на колени при виде зрелища, которое ей представилось.

Из хроники

Бурные времена во Франции миновали.

Филипп вел бесконечную войну против Ангевинской державы, на этот раз против брата Ричарда Иоанна, которого называли Безземельным, потому что он был младшим из братьев Плантагенетов и у него почти не было надежды когда-либо стать королем. А теперь он пережил всех старших и намеревался задержаться у власти, чего бы это ни стоило. Племянника Артура, который вырос во Франции и которого Филипп хотел посадить на английский трон, он велел коварно убить, возможно, даже сделал это собственноручно.

Филипп был вне себя, но честолюбия у него от этого не убавилось, и он продолжал вести ожесточенную борьбу. В 1204 году он завоевал замок Гайяр, затем Руен и, наконец, Пуатье. В 1206 году Иоанн Безземельный вынужден был отказаться от всех владений по ту сторону Луары: Нормандии и Бретани, Турании, Мэна и Анжу.

Филипп не мог отказаться не только от этой войны: все эти годы он не уставал добиваться расторжения брака с Изамбур. Папа же, будто желая поиздеваться над ним, позволил теологам рассуждать о том, что, собственно, представляет собой брак. «Необходима ли телесная близость?» — спрашивали себя ученые в Риме и цитировали Хугуччио Пизанского, Пьера Коместора или Пьера ле Шантра.

Папские посланники, которые приезжали во Францию — сначала это был Гуала Бекарский, а затем Гвидо Атисский, — снова и снова докладывали королю, что решение его вопроса затягивается. Поначалу он сильно бесился, получая такие новости. А потом стал относиться к ним спокойнее, развлекался с новой любовницей, благородной дамой Маргаритой Аррасской, а Изамбур отправил в замок Этамп.

— Тужьтесь! — кричала одна из женщин. — Вы должны тужиться, чтобы ребенок вышел наружу!

В застоявшемся воздухе пахло потом и кровью, и София с радостью раскрыла бы ставни. Каждый раз, входя в комнату больного, она в первую очередь приказывала растворить окна, даже если остальные не решались сделать это, боясь демонов. «Что может быть вреднее, чем ядовитые испарения человеческого тела!» — строго заявляла София, и люди чаще всего слушались ее.

Но сегодня она даже не пыталась настоять на своем. Роженица, к которой она подошла и которую стала внимательно разглядывать, занимала слишком высокий пост, чтобы отдавать ей приказы.

— Пожалуйста, тужьтесь! — умоляла одна из служанок. А другая, с мольбой посмотрев на Софию, спросила:

— Вы сможете ей помочь? Схватки длятся уже более суток. Врачи долго обследовали ее, но не нашли средства заставить ребенка появиться на свет. Теперь они разглядывают звезды, чтобы по положению Юпитера и Сатурна вычислить благоприятный момент для вмешательства.

София потерла глаза, чтобы прогнать сон. Как странно, что роды и всяческие болезни случаются в самый неподходящий момент, а именно тогда, когда она крепко спит. Когда ее привезли к роженице, она еще находилась в сонном тумане, а женщины, которые обращались к ней, были похожи на невероятных персонажей из сна.

— Что вы ей давали? — спросила она, перекрикивая жалобный стон, доносящийся с кровати.

Женщины задумчиво смотрели друг на друга.

— Мы сделали все, что полагается делать во время родов, — наконец бодро начала одна из них, немного разочарованная тем, что это не принесло должного результата и роженица продолжала мучиться. — Мы укрепили амулет из благородных камней на ее левом запястье. Думаете, нужна была еще журавлиная кровь? Даже не знаю, где можно ее достать, но она может облегчить роды. А еще на улице стоит на коленях священник и молится святому Годхарту, который помогает всем роженицам.

— Да поможет ему Бог, — пробормотала София, ощупывая роженицу между ног. — Несчастной женщине никогда не станет лучше, если вам не приходит в голову ничего другого. Вы что, не видите, сколько крови она уже потеряла? А судороги, которые сотрясают ее, вызваны не только схватками, а страхом смерти. Она будто сжимается, чтобы удержать ребенка, а это приведет ее к гибели.

— Но что нам тогда делать? — жалобно спросила одна из них. — Нам назвали ваше имя, потому что считается, что вы здесь в Париже можете прогнать смерть. Удастся ли вам и здесь...

— Конечно! — нетерпеливо прервала ее София, не скрывая отвращения к только что услышанной похвале. — А теперь слушайте, что я вам скажу, и выполняйте: сначала мне нужна кипяченая вода полевого цветка, чтобы избавить ее от судорог. После этого я дам ей полынную воду, чтобы ускорить роды. А для того, чтобы ребенку было легче выбраться из ее тела, смажу ее половые органы фиалковым маслом.

В то время как притихшие испуганные женщины засуетились, София положила руку на живот роженицы.

— Вы слышите меня? — спросила она. Женщина застонала, но ничего не ответила.

— Послушайте меня, — попыталась успокоить ее София. — Доверьтесь мне — и я спасу вас и вашего ребенка. Судя по всему, он неправильно лежит, и мы должны повернуть его так, чтобы он лег головкой вперед, а ручки прижал к ножкам.

— Пожалуйста! — с трудом прошептала роженица. — Сделайте так, чтобы это закончилось!

— Ничего не бойтесь, — спокойно сказала София. — Я скажу вам, что собираюсь делать. Чтобы повернуть ребенка, мне нужно протолкнуть его обратно. Для этого дамы будут держать ваши ноги высоко над головой. Будет больно, но не долго, это я вам обещаю.

— Кто... кто вы? — едва слышно произнесли искусанные в кровь губы.

— Я София де Гуслин, и я знаю, что вы сейчас чувствуете. Восемь лет назад я сама родила дочь. Месяцы, что я носила ее, были ужасны, а еще ужаснее день, когда она наконец появилась на свет. Но всем известно: даже самое плохое проходит, а воспоминания не болят.