Женский приговор - Мария Воронова

– Вы курить, наверное, хотите? – Директриса заглянула в нижнюю секцию очень простого буфета с белыми пластиковыми дверцами и маленькими ручками, которые выглядели как глаза белого медведя в тундре, и достала блюдечко со стершимся золотым ободком. – Вот, пожалуйста, я форточку открою.

Наташа достала сигареты, взяла сама и угостила хозяйку. Зажигалку она не нашла, поэтому прикурили от горящей конфорки, причем директриса предусмотрительно встала за мойкой, чтобы сразу сбросить компромат, если вдруг войдет дочь.

Упертая женщина, но есть зерно истины в том, что она говорит, а самое главное, что говорит искренне.

Сильно и глубоко затянувшись, Наташа выдохнула в открытую форточку:

– Слушайте, Надежда Георгиевна, мы ведь с вами во взглядах не сойдемся?

– Боюсь, что так.

– Ну так и смысл тогда спорить?

Директриса пожала плечами:

– Нам с вами детей не крестить, в конце концов. Судьба свела нас только для того, чтобы определить, виновен Мостовой или нет, давайте этим и займемся.

Надежда Георгиевна никогда не страдала бессонницей, но сегодня не могла заснуть. Она считала овец, подлаживалась под мерное дыхание мужа, закутывалась в одеяло с головой, потом, наоборот, раскрывалась, словом, перепробовала все, а сон не шел. Возник даже соблазн порыться в бабушкином комоде с лекарствами, там хранятся средства от любой хвори, но не хотелось будить Аню. Завтра девочке в школу, а главное, она испугается, что мать плохо себя чувствует.

Надежда Георгиевна еще полежала, поворочалась и вроде бы начала задремывать, но дальше дело не пошло, а на границе сна и яви в голову полезли странные, нелепые и такие пугающие мысли, что она поскорее вскочила и отправилась в кухню.

Все спали, и Надежда Георгиевна старалась ступать очень тихо. В кухне она налила себе вместо чаю молока из бутылки и взяла половину рогалика. Есть не хотелось, зато сытость поможет уснуть.

Фонари не горели, но внизу стояла чья-то машина с включенными фарами, отбрасывая на окно кухни немного тусклого белого света. В нем по стеклу раскачивались тени голых ветвей, будто мрачный театр призраков.

Пришлось напомнить себе, что это всего лишь сильный ветер. Забыв про молоко и рогалик, Надежда Георгиевна по-детски села на стул с ногами, закутавшись в пуховый платок и обхватив колени, и уставилась на танец теней словно завороженная.

Миновала вторая неделя заседательства. Если бы она осталась с гражданской судьей, то завтра уже пошла бы на работу, а теперь придется довести процесс до конца. Только вот до какого?

После отповеди судьи Надежда Георгиевна объявила ей бойкот, что ж, в этом бизнесе она за годы воспитания детей поднаторела. Общалась с Ириной Андреевной сугубо по делу, строго, не глядя в глаза и цедя слова, а если та предлагала выпить чаю, то не удостаивала ответом. Наташа брала с нее пример, и тут, можно сказать, ученик превзошел учителя. Надежда Георгиевна с удовольствием вспоминала, как Ирина хотела обсудить с ними свидетельские показания, а Наташа сказала: «Вы ясно дали нам понять, что наше мнение не играет для вас никакой роли, поэтому не трудитесь изображать видимость дискуссии».

Умеет девчонка загнуть, ничего не скажешь!

В перерывах они теперь ходили в столовку или в кафетерий, кабинет судьи использовали только как гардероб.

На заседаниях сидели молча, не потому, что боялись гнева судьи, просто показания родственников и свидетелей не несли в себе никаких противоречий. На первый взгляд, все чистенько, а спрашивать больше было слишком страшно. Надежда Георгиевна не могла себя преодолеть.

Два дня было потрачено на осмотр помещений. Суд в полном составе выезжал на квартиру Мостового и в его гараж, а на следующий день отправились на дачу. Добросовестно все перерыли, но никаких следов пингвина не нашли. «Зато свежим воздухом подышали», – улыбнулась судья, а Наташа с Надеждой Георгиевной сделали вид, будто не слышат.

В городе уже все растаяло, а в пригородном Васкелове еще держалась сказочная белая зима с пушистым снегом и огромными мохнатыми елками. Надежда Георгиевна сказала, что хорошо бы приехать сюда через месяцок, когда снег сойдет, земля оттает, но травой еще не порастет. Если Мостовой что-то зарыл на участке, то это будет легко обнаружить. Теперь уже Ирина Андреевна притворилась глухой.

Еще два дня прошли впустую для всех, кроме Надежды Георгиевны. Выступали родственники и подружки погибших девушек, потом пригласили мастера Кирилла из объединения «Реставратор», который охарактеризовал Мостового как своего лучшего работника. «Ответственный, обязательный, исполнительный, инициативный» – похвальные эпитеты так и сыпались из уст этого крепкого жилистого дядьки с блестящей лысиной и карикатурно огромными усами. Только обвинение интересовало совсем другое. Прокурор спросил, является ли Мостовой физически сильным человеком, и мастер с воодушевлением ответил, что это у него самый могучий кузнец в цеху. Специфика профессии молотобойца такова, что трое слабых не заменяют одного сильного, поэтому он очень дорожит Кириллом и с нетерпением ждет, когда все выяснится и парень вернется на работу.

Прокурор улыбнулся так самодовольно, что Надежду Георгиевну едва не стошнило, и поинтересовался, занимается ли Мостовой тонкими работами. Мастер с не меньшим воодушевлением поведал, что у Кирилла необычайно острый глаз и верная рука.

Надежда Георгиевна заметила, как подсудимый при этих словах поймал взгляд своего руководителя и скорчил гримасу «эх ты и простофиля». В данной ситуации эти ценные качества свидетельствовали не в пользу Кирилла. Но мастер то ли не заметил, то ли не понял и с энтузиазмом принялся рассказывать, что самые сложные элементы всегда поручает Мостовому, особенно если нужно сделать под пару подлиннику. Потом и не отличишь, где исходник, а где работа Кирилла. «Поначалу-то мы его в штыки приняли, – вещал мастер простодушно, – видим, интеллигентный хлопчик, что он забыл в горячем цеху? Наркоман или диссидент, не иначе. Потом уж поняли – нет, наш, рабочая косточка».

Мастер рассказал, как не хотел отпускать лучшего кузнеца в армию, как уговаривал Кирилла не губить свой уникальный талант и поступать в Мухинку, потом стал сравнивать Мостового с Левшой, в общем, его пришлось чуть ли не силой уводить со свидетельского места.

Бедняга хотел помочь товарищу, но из его показаний существенным оказалось только одно: подсудимый обладает достаточной физической силой, глазомером и координацией, чтобы наносить точные смертельные удары.

Только не это тревожило Надежду Георгиевну. Совсем другие факты не давали ей уснуть, и хуже всего то, что она ни с кем не могла поделиться своими подозрениями, даже с Наташей.

Началось все с того, как она выяснила, что поклонником первой убитой девочки мог оказаться не кто иной, как Дима Шевелев. Пока Надежда Георгиевна набиралась духу спросить у судьи, так это или нет, отношения приняли вид холодной войны, и запросто интересоваться обстоятельствами дела стало неудобно.