Закон меча - Валерий Большаков

– А если бы криве упорствовал, – полюбопытствовал Пончик, – ты бы жег ему пальцы?

– Интересуешься, – усмехнулся Олег, – насколько мною овладели идеи садизма? Вообще-то я против пыток… Но, если бы мою девушку похитили, я бы превзошел гестапо, но вырвал бы у негодяев признание. Выдрал бы с мясом, с кровью!

– Не знаю, не знаю… – протянул Пончик. – Негодяи… Но если действовать такими методами, то кто ты сам тогда?

– Годяй! – серьезно ответил Олег и добавил: – Топай, моралист!

Пруссы вывели пленных вейделотов и криве на берег озера, заросшего камышом и осокой. Ко вбитым в землю кольям были привязаны широкие плоскодонки, каждая на две пары гребцов. Связанных вейделотов распределили по лодкам, а криве, не связывая тому рук, усадили в плоскодонку к Тормейсо.

– Мы доплывем к храму по озерам! – оживленно проговорил прусс. – Милегдо знает все здешние протоки!

Милегдо, жизнерадостный парень со светлым чубом, весело оскалился и налег на весло.

А небо хмурилось и хмурилось, сильный ветер донес первые капли дождя, а за лесом уже раскатывался гром. Близилась гроза.

– Живее гребем! – подбадривал своих Тормейсо.

И пруссы налегали на весла, проталкивая лодки через камыши, не углядывая даже, а угадывая протоки в болотистых берегах, соединявших озера, речушки и болота в единую Хлябь.

– Травяная оладья! – крикнул Милегдо, указывая вперед, на просторный участок суши, совершенно плоский, покрытый травкой, а местами светящийся песчаными проплешинами. – А вон Каменные Груди!

Олег посмотрел в указанном направлении и увидел две скалы, действительно смахивавшие на пленительные женские округлости.

– Выходим!

Олег выбрался на берег и глянул на небо. Тучи, серые, темно-сизые, почти черные, толклись в вышине, словно выдавливая воду друг из друга. Разряд молнии расколол небо, и ударил гром.

Опустив взгляд, Олег замер. То, что он увидел, длилось какую-то секунду. Криве, достав из-за пояса нож, всадил его под сердце Милегдо и тут же, выхватив трофейный меч прусса, обернулся к Олегу.

Олег отшагнул, кладя ладонь на рукоять, и поскользнулся на мокрой траве. Грянувшись оземь, он на секунду выпал из реала, «поплыл», как в нокдауне. Нестимор, кривя рот в торжествующей усмешке, поднял меч, полыхнувший отсветом небесного электричества. Глаза криве сверкали, губы подергивались, костистые руки крепко сжимали рукоять, готовясь обрушить удар возмездия на руса, причинившего ему боль. Сухов перекатился, стараясь дотянуться до клинка, привстал на колено…

– Олег! – донесся до него голос Пончика.

Криве вскинул меч над головой, словно пытаясь дотянуться до неба, и дотянулся. Ослепительно-лиловая молния ударила во вздернутый клинок, рассыпая снопики искр, мерцающими голубыми змеями обвила тело жреца и ушла в землю. И не гром, а оглушительный взрыв грохнул над Травяной оладьей. Ударило так, что волглая земля задрожала. На время Олег оглох, в глазах мерцали яркие пятна. Пахнуло острым запахом озона, ладони, упертые в землю, зверски защипало. А криве как стоял, так и упал. Свежий запах грозы перебился тошнотворным амбре горелого мяса и удушливым чадом тлеющих одежд. Исковерканный, оплавленный меч выпал из почерневшей руки с двумя сломанными пальцами и воткнулся в землю. Мокрый песок зашипел, остужая раскалившуюся сталь.

– Олег!

Сухов тряхнул головой, разгоняя звон, и откликнулся:

– Все в порядке!

Ошеломленные пруссы, попадавшие на землю от ужаса, несмело подымали головы. Пончик подбежал к Милегдо и замер, обреченно махнул рукой:

– Прямо в сердце, гад, попал!

Очухавшись, Олег крикнул Тормейсо:

– Хватит валяться! Нам пора!

Прусс поднялся, не отрывая от Олега расширенных глаз.

– Ну что ты на меня уставился? – пробурчал Олег. – Перкун знает, в кого целиться… Пошли скорей – сейчас польет!

И полило. Пруссы и русы побежали к далеким выпуклостям Каменных Грудей. Добежали, проскочили сырой расселиной между ними – по гранитным стенам потеками шла вода – и двинулись берегом Черного озера, из-за бесчисленных капель дождя приобретшего белесый оттенок.

– Сюда! – крикнул Васса, отплевываясь от струек, затекавших в рот.

Олег свернул в лесок и выбежал на луг, посреди которого возвышался храм бога Потримпоса – могучее сооружение из еловых бревен, поднятое на восьми толстенных сваях. Нет, это не сваи, понял Олег, подойдя поближе. Это пни, выпиравшим корням которых придали форму куриных ног.

– Восьминогая курица… – пробормотал Пончик. – Изнакурнож… Угу…

К дверям храма вела лестница, Сухов хотел было взбежать по ней, но вовремя опомнился и уступил место Тормейсо.

– Твоя очередь!

Прусс благодарно улыбнулся и поднялся ко входу с обнаженным мечом. У дверей он оглянулся, словно испрашивая у Олега разрешения, и рус кивнул ободряюще – действуй, мол, ты в своем праве!

Тормейсо скрылся в храме, и мгновение спустя под дождь выскочил жрец Потримпоса – дряхлый старик в желтом кафтане, перепоясанный белым поясом. Криве верещал, потрясая посохом, пока не поскользнулся и не съехал на худой заднице по ступеням вниз. Пруссы вежливо захихикали. Потом дверь распахнулась резко, открытая головой вейделота в желтой повязке. Вайделот кубарем покатился с лестницы, а порог храма переступил Тормейсо. На руках он держал русую девушку, закутанную в желтые жертвенные покровы, рыдавшую от счастья. Прусс, сияя, спустился по ступеням, небрежно переступив худые ноги икавшего жреца, и понес свой драгоценный груз, уже никого не замечая.

– Спасибо тебе, – сказал Тормейсо, повернувшись к Олегу. – Ты умилостивил богов!

Сухов заметил заплаканный синий глаз, глядевший на него из-под русой челки.

– Боги не делают подарков, – серьезно сказал Олег. – Они помогают только тем, кто всего добивается сам. Побежали!

Ночью дождь перестал, и небо очистилось. А в маленьком прусском селении все не ложились спать – праздновали возвращение Тормейсо и спасение Гвиллы. Заснул Сухов лишь под утро, а тут и петух прокричал, будильник местный. Олег, покряхтывая от удовольствия, оделся во все сухое и чистое, выстиранное и высушенное, выбрался во двор и умылся из бочки. Вспомнилась кадушка в Алаборге, их первая с Пончиком ночь в чужом времени, в чужом мире. Как давно это было…

Олег отерся холстиной и осмотрелся. Землю кутал туман, и глиняные стены домов поднимались из него, как островки на молочной реке. Серо-зеленые камышовые крыши блестели росою, с них капало.

– Олег?

Скрипнув дверью, вышел Тормейсо. Он был серьезен.

– Думал уже, куда подашься? – спросил его Олег.

Тормейсо кивнул.