2034. Война на костях - Александр Бачило
Шрифт:
Интервал:
– Жалко, – сочувственно дрогнул тонкий голос. – Я помогу.
Гриф увидел, как белые пальцы опять тянутся к нему, хотел отодвинуться, но сил уже не было. Пальцы обожгли кожу, вонзились в тело, проникли сквозь горло, сжали в горячей ладони сердце – и осторожно выпустили его, уже теплое и живое, на свободу. Гриф судорожно вдохнул, захлебываясь холодным воздухом. Стряхнул с маски тающий иней, огляделся.
Маленький белый – ребенок? – сидел рядом с ним, на утоптанном снежном полу высокой пещеры. Двое взрослых стояли рядом, один вертел в длинных гибких руках унистрел.
– Как это работает? – басом спросил он.
Гриф промолчал. В груди было горячо, будто там поместилась маленькая печка, спать и умирать больше не хотелось. Но выдавать врагу тайны оружия он не собирался.
– Может, он немой? – предположил хрипло второй взрослый.
– Он странный, – сообщил ребенок, поддевая пальцем край рукава. – Кожа отваливается.
Хриплый коротко засмеялся:
– Это одежда, малыш. Она снимается.
– А внутри он нормальный?
– Не совсем. – Хриплый присел на корточки, заглянул в лицо Грифа ярко-синими внимательными глазами. Спросил: – Вы зачем пришли?
– Пусть уходят, – сказал бас сверху.
– Они не уйдут, – отозвался хриплый, разглядывая Грифа.
«Я не уполномочен вести переговоры», – хотел ответить он, но понял, как глупо это сейчас прозвучит, особенно под насмешливым взглядом синеглазого. И вместо этого неуверенно пробормотал:
– Почему вы меня не убили?
– Что такое «убить»? – спросил ребенок.
– «Убить» – это отнять жизнь, – пояснил хриплый.
– Зачем? – Ребенок наклонился к Грифу, вглядываясь удивленно. – Он болеет? Ему так больно, что нельзя терпеть? Можно сделать холодно в том месте, где болит. Хочешь, я тебе помогу? – предложил он Грифу.
– Они убивают просто так, – сказал бас.
– Они ненормальные? Как тетя Рима, когда она стукнулась головой об лед?
– Вроде того. Пусть уходят.
– Нет, уйдем мы. Послушай, – хриплый положил ладонь на плечо Грифу, улыбнулся. – Здесь нет ничего ценнее жизни. Мы никогда не отнимаем ее друг у друга. Мы храним жизни друг друга, как свою. Иначе бы здесь не осталось никого. Вы это поймете, если захотите жить здесь.
– Мы не собирались… – возразил Гриф.
– Я слышал, раньше люди убивали друг друга за лучшую землю. Это ведь глупо, правда? Если вам так понравилась эта долина, мы оставим ее вам. Уйдем дальше в горы. Земли хватит на всех. Передай своим, чтобы они больше не трогали наши жизни.
– Он не заблудится? – озабоченно сказал ребенок, глядя, как гость, озираясь, неуверенно идет к выходу из пещеры. – Тетя Рима так заблудилась. Может, его проводить?…
Гриф заблудился. Белое безлюдное безмолвие окружало его со всех сторон – от горизонта до горизонта. Оно казалось бесконечным и непроходимым. Гриф брел, не разбирая, куда – все направления здесь были одинаковыми, – с трудом выдергивая ноги из глубокого рыхлого снега. И думал о том, как прав синеглазый. Нет ничего ценнее жизни. Те, кто сумел выжить в этой мертвой белой пустыне, должны были понять это.
Наверное, он замерз бы насмерть, если бы не маленькая внутренняя печка, загоревшаяся от пальцев маленького мутанта. Она остывала потихоньку, но ее тепла вполне хватило, чтобы довести Грифа до своих.
Он вышел как раз к месту побоища. Иначе это трудно было назвать.
Солдаты хмуро и торопливо собирали в походные лазареты тела товарищей – уже выяснилось, что мутанты не убивают, а только замораживают, и, если правильно отогреть павших воинов – те оживают. Трупы мутантов замерзали на снегу. Где-то там среди них был, наверное, и тот ребенок, который поделился с Грифом своим теплом…
– Потому что они научились ценить жизнь, – сказал Гриф. – Потому что им пришлось выживать там, где выжить было невозможно. И получилось так, что выжили только те, кто поддерживал друг друга. Кто научился терпеть живущих по-другому. Не убивать соседей только потому, что у них другая кожа или огонь в ладонях.
– Теперь они терпят нас? – спросил Наблюдатель.
– Да. Они научились терпеть ненормальных.
– Получается, у нас все-таки есть шанс? Ну, если мы тоже этому научимся? А, Ловчий?
На границе лагеря из темноты выступили патрульные, посветили в глаза детектором, узнали Грифа и так же бесшумно исчезли.
Он брел по тропинке, указанной вчера старостой, через залитый лунным сиянием луг. Высокая трава, почти до плеч, колыхалась серебристыми волнами, огромные цветы сейчас казались черными – будто широко распахнутые глаза, уставившиеся на Грифа. Наверное, аромат этих цветов был головокружительно прекрасен, Ловчему неожиданно захотелось сорвать с лица маску, чтобы почувствовать его. Впервые за много лет, с тех пор как он мальчишкой впервые вышел из бункера, кожица маски мешала, казалась чем-то чужеродным. Мы здесь чужие, подумал Гриф, вспоминая слова Наблюдателя. Мы спрятались от мира, когда он погибал, и теперь это уже не наш мир.
Туман начинался постепенно – сперва молочно-белые струйки вились у щиколоток, потом поднялись к коленям. Будто Гриф входил в призрачную реку. «Я пьян, – осознал он, замерев на середине очередного шага. – Что я здесь делаю?» И шагнул еще глубже. Туман накрыл его с головой.
Он шел минут десять – или несколько часов. А может, десятилетий. Остановился, поняв, что окончательно потерял ориентацию.
Вокруг был только плотный мерцающий серебром туман, скрывший весь мир – или только пустоту, которая осталась от мира.
Спасаясь от гибели, их корабль покинул гавань – и заблудился. Теперь они бродили в тумане, пытаясь отыскать путь домой, но дома больше не было. Они были обречены блуждать вечно, пока корабль не развалится или последний его пассажир не умрет от жажды…
«Так что, получается, в этом тумане можно найти все, что хочешь? – Я думаю – только то, что было когда-то потеряно, господин старший очиститель…»
– Инга, – позвал Гриф, закрывая глаз. – Инга!
– Инга, ты понимаешь, что я обязан сдать в Изолятор это… этого… Как ты могла не сказать мне ни слова?! – взорвался он, не выдержав.
– Поэтому я тебе и не сказала, – тихо отозвалась Инга, так и не поднимая глаз. Не шевелясь, будто закостенев, она по-прежнему смотрела на ребенка в своих руках.
И как она умудрилась так долго скрывать?! Подгадала под полугодовую командировку Грифа, а перед этим еще выпросила пожить в Заповеднике – мол, голова все время болит от замкнутых пространств и спится плохо… Инга уже давно заводила разговоры о ребенке – Гриф сперва мягко отговаривал, потом вообще запретил заикаться на эту тему.
«То, что ты выглядишь нормальной, ничего не значит, – объяснял он строптиво поджимающей губы Инге. – Мне удалось вытащить тебя из Изолятора, и начальство смотрит сквозь пальцы, что ты живешь со мной уже так долго, хотя у нас это не принято. Но твои гены, Инга! Почти стопроцентно ребенок родится с физическими отклонениями. Ты понимаешь, что его тогда ждет? И, боюсь, тебя в этом случае я тоже больше не смогу защитить…»
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!