Эскортница - Ольга Вечная

— Об этом не знаю. Да и с чего бы? Они расстались несколько месяцев назад.

— Мне показалось, она приехала вернуть отношения. Артём был только за. Он к Марии по-особенному относится, по каждому звонку срывается и вообще...

Хотя при этом был не против завести содержанку.

— У них длинная история, Галь. Он ответственность за Машку чувствует. Но там все кончено. Я поэтому и обалдел, когда тебя увидел. Наконец-то новая девочка! Артём прям ожил на глазах, ты на него хорошо влияла.

— Разве? — Холодок покалывает вдоль позвоночника. — Мне казалось, наоборот. Он вечно в себе, занятой, раздраженный.

— Тёмыч на работе что-то готовит масштабное, вот и дергается. А так... да, ненадолго он стал почти как прежде. Ностальгия.

— Можешь мне чуть подробнее рассказать о Маше и Артёме? Пожалуйста. Я никому. Очень прошу тебя! — умоляю.

Пётр усмехается:

— Если признаешься, что втрескалась. А, Галь? Прекрасные равнодушные девочки Адель умеют любить?

Глава 45

Я отвожу взгляд, а когда вновь смотрю на Петра, обжигаюсь о блеснувшую в глазах эмоцию. Словно желание на миг вырвалось из-под контроля, чтобы через секунду быть задавленным. Невольно отшатываюсь.

Нет, не могу.

Не могу я этим заниматься. Спать с другими, терпеть...

Ничего не получится.

В груди радугой вспыхивает надежда: вдруг я ошиблась в Истомине? Чувства, что держала под замком, вырываются наружу и топят. Божечки, Артём...

Пётр делает глоток воды и смотрит в глубину зала, а я ощущаю сильнейший дискомфорт.

— Они умеют скучать, Петь, — произношу тихо. — Умирать от тоски.

— Офигеть. — Он качает головой. Вытирает губы салфеткой. — Ладно. Ничего нового я тебе не расскажу, только то, что знают все в окружении. Впервые эти двое встретились после универа где-то в Испании. Влюбились, но к концу отпуска Маша его кинула. Через несколько лет она случайно познакомилась с Марком, у них закрутилось. И тут выяснилось на семейном празднике, что Марк — брат того самого Артёма. Год Маха и Тёмыч то избегали друг друга, то ругались, то боролись с чувствами. Не знаю даже, к чему бы привел этот треугольник, Артём слишком ценил Марка. Но случилась авария… — Пётр замолкает.

— Да, я читала о ней. Артём пострадал сильно.

— Ему было больше морально хреново. Мы все впали в шок, но Тёмыч... — Он вздыхает. — Со временем ребята на этой почве сблизились. Как показало время, зря.

Мурашки бегут по коже.

— Не сложилось?

— Зная Артёма, могу предположить, что он так и чувствовал вину перед Марком. А вина может отравить любое, даже самое светлое чувство. Лично я стараюсь ее избегать максимально. Мешает жить, — усмехается Пётр. — Вообще, в Сочи я прям кайфанул от вашей пары. Такая легкость, естественность. Артём, кажется, впервые расслабился с той аварии. Когда я узнал, что ты с ним за деньги, реально обалдел. Искры же летели! У меня подобного давно не было. — В его глазах вновь мелькает огонек: — Завидовал.

В груди колет. Там цветы бутонами, фейерверки. Щеки горят. Артём со мной впервые расслабился! Начал жить!

— Из-за чего они расстались?

— Хм. В первый раз из-за работы Артёма. Он же после универа поперся в полицию, отказался от денег отца, типа сам будет строить карьеру. Жил в съемной квартире. Это сейчас у него бабла немерено, а тогда были одни принципы. Кто ж такое выдержит? Во второй раз, похоже, просто допекли друг друга. — Пётр складывает руки на столе, смотрит в упор. — Маша ляпнула, что лучше бы он умер. Вместо брата. Может, со зла, может, в глубине души правда так считает. Артём после этого отменил свадьбу. И тут ты.

— В подарочной коробке, — шепчу я едва слышно.

Пропускаю сквозь себя услышанное, пропитываюсь. Мария ударила по самому больному. Зачем? Она ведь знает, что Артём винит себя в смерти брата. Не могла не понимать, как он отреагирует. Слезы на глаза наворачиваются. Охватывает гнев!

Как она могла такое произнести даже в пылу страшной ссоры?! Как язык не отсох?!

— Вообще, жаль, что ты в эскорте. Встреться вы при других обстоятельствах, могло бы что-то получиться.

— Что именно? Любовь?

Пётр пожимает плечами.

«Напиши, как освободишься, — падает на телефон от Адель. — Подкину, малыш».

«Я уже, — печатаю. — Мы ограничились ужином, я у ресторана».

«Поняла, жди».

Сердце из груди выпрыгивает, бьется, трепещет. Через десять минут я забираюсь на заднее сиденье мерса, Адель просит водителя ехать, поворачивается ко мне и выпаливает:

— Что-то случилось? Почему сорвалось?

— Он передумал. Мы поели и разошлись.

— Заплатил?

— Нет. Ничего же не было. Адель...

Вздыхаю. Щеки так и горят. Я не могу успокоиться и вряд ли смогу в ближайшее время. Ребра болят, все тело болит. Мне так жаль, что мы с Артёмом столь сильно поссорились!

— Нам нужно поговорить.

— Да, зайчик, нужно, — соглашается Адель. — Не получается у тебя как следует работать. Я очень расстроена.

— Не получается, — охотно подтверждаю. — Я пыталась, честное слово, но не могу. Я влюбилась, и это сильнее меня. Я лучше умру, чем с другим лягу. Спасибо тебе за помощь и отзывчивость. Я должна четыреста двадцать тысяч. Завтра же продам телефон, добавлю из сбережений и отдам сто. Оставшиеся триста двадцать в течение года. Понимаю, что сумма бешеная, но я готова быть полезной иначе. Если нужно, в твоем салоне буду убираться каждый день, дополнительно, просто так. Деньги все отдам до копеечки.

— Почему-у четыреста двадцать? — тянет Адель. Достает телефон, открывает заметки. — Галюсь, ты должна четыреста двадцать, но я одолжила их тебе с учетом, что за каждую заработанную копейку буду получать процент как менеджер.

— Что?

— Конечно. Поэтому добавляем к долгу сорок процентов, плюс сегодняшнюю неполученную сумму... Кроме того, я планировала сделать Петра постоянником, за него поручился давний друг. Что же ты такого сказала, если он просто ушел? — Адель смотрит с раздражением. — Так нельзя делать, малышка. Ни в коем случае нельзя обижать клиентов. Мне придется тебя оштрафовать.

Пытаюсь сделать вдох, но не получается.

— Я его не обижала. Пётр и не планировал становиться постоянным клиентом. Он признался, что это не его.

— Семьсот восемьдесят у меня получилось. — Она показывает калькулятор.

— Сколько?! — переспрашиваю. В висках стучит