Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - Вячеслав Никонов

Входивший в комиссию генерал Половцов оставил описание первого заседания (да и всей работы) комиссии. «Рассаживаемся, — на одном конце стола Гучков, Поливанов, Мишлаевский и генералитет (Михневич, Аверьянов, Архангельский и проч.). На другом — под предводительством Пальчинского, младотурки Генерального штаба — (Якубович, Туманов, Энгельгардт, Гильбих, Туган-Барановский… Начинается с того, что Гучков вручает председательство Поливанову, который обращается к нам с речью о целях комиссии. Поднимается Энгельгардт и заявляет, что никакие реформы невозможны, пока не будут сменены некоторые начальники… Встает Пальчинский и говорит, что самый важный вопрос — это приказ № 1 Совета солдатских и рабочих депутатов. Зло сделано. Идти против течения невозможно; нужно канализировать. Начинаются бесконечные прения о титуловании, и «ты», и «вы» дисциплинарной власти, и особенно об отдании чести и о взаимном приветствовании»[521].

В соответствии с рекомендациями комиссии Гучков подписал приказ военного министерства № 114. «Нижние чины» становились «солдатами», «ваши превосходительства» — «господами генералами». К солдатам следовало обращаться на «Вы», им разрешалось курить на улицах и в общественных местах, посещать клубы и собрания, а главное — участвовать в различных политических союзах и обществах. Таких прав у военнослужащих не было нигде, армия везде в мире была вне политики. Деникин писал: «Последствия были совершенно неожиданные для лиц, не знавших солдатской психологии… Солдатская масса, не вдумываясь нисколько в смысл этих мелких изменений устава, приняла их просто как освобождение от стеснительного регламента службы, быта или чинопочитания. Свобода, и кончено!»[522]

Подполковник Александр Иванович Верховский, который вскоре станет генералом и военным министром Временного правительства, записал в дневнике 5 марта: «Сейчас уже стало ясно: масса поняла революцию как освобождение от труда, от долга, как немедленное прекращение войны. Отдыха, хлеба и зрелищ. Это психология разбитого народа. Между тем сила армии — дисциплина, это труд, точное исполнение своих обязанностей, беспрекословное движение навстречу смерти… Между тем уже по первой вспышке видно, куда направляется главная волна революции. Освободиться от труда. Система дисциплины, дисциплинарные наказания, отдание чести — все это метод, чтобы приучить массу автоматически исполнять приказания. Без этого армия не существует. И вот именно сюда-то и направился удар. Все, кто были строги и требовательны, у кого служба шла отчетливо, все они — «старый режим»[523].

Но в Петросовете первые решения военного министра вызвали недовольство как недостаточно демократичные. Было решено «отправить к военному министру делегацию» для переговоров о выборном начале офицерского состава, создании третейского суда для регулирования отношений между солдатами и офицерами, а также об издании приказа № 2, который был уже не только рожден в недрах Совета, но и разослан депешей по радиотелеграфу на фронт для «точного исполнения». Точно его исполнить было довольно затруднительно, потому что его невозможно было понять. Приказ № 2 вкратце гласил: «1. Приказ № 1 Совета Р. и С.Д. предложил всем воинским частям избрать соответственные… комитеты, но приказ не устанавливал, чтобы эти комитеты избирали офицеров… Все произведенные до настоящего времени выборы офицеров, утвержденные и поступившие на утверждение военного ведомства, должны остаться в силе».

Вечером 6 марта к Гучкову явилась делегация от Совета. Генерал Алексей Степанович Потапов, возглавлявший военную комиссию ВКГД, свидетельствовал: «Требование делегации Гучков признал для себя невозможным и несколько раз выходил, заявляя о сложении с себя звания министра. С его уходом я принимал председательствование, вырабатывалось соглашение, снова приглашался Гучков, и заседание закончилось воззванием, которое было подписано от Совдепа Скобелевым, от Комитета Госдумы мною и от правительства Гучковым… Воззвание аннулировало приказы № 1 и № 2, но военный министр дал обещание проведения в армии более реальных, чем он предполагал, реформ по введению новых правил взаимоотношений командного состава и солдат»[524].

Девятого марта был разработан проект «общих прав солдата», получивший впоследствии пышное неофициальное название «Декларации». Она была принята общим собранием солдатской секции Совета и опубликована 15 марта в «Известиях». Сразу же запротестовал Алексеев, который писал в правительство: «Во избежание различных толкований мною разъяснено, что указанное разрешение надлежит понимать в том смысле, что все солдаты могут состоять членами различных политических обществ, но отнюдь не создавать таковых. Посещение же различных политических сборищ и собраний разрешается лишь во внеслужебное время при нахождении и разрешенной отлучке со двора… Во всяком случае, втягивание армии в политику приведет к тому, что будет невозможно продолжать войну»[525].

Алексеев пытается бороться и против проникновения в армию разного рода агитаторов и армейских активистов: «Из Петрограда начинают разъезжаться и появляться в тылу армии какие-то делегации, именующие себя делегациями от рабочей партии, обезоруживающие полицию и офицеров. Прошу принять самые решительные меры, чтобы этот преступный элемент не проникал в армию, имея на узловых станциях достаточно сильные караулы. Если же тыловые шайки будут появляться, то надлежит немедленно их захватывать и предавать военно-полевому суду»[526].

Отпор Алексеев получил не только от «Известий, которые в номере от 8 марта писали: «Дух кровавого царя жив в начальнике штаба верховного главнокомандующего. Своим распоряжением генерал Алексеев сам подписал себе приговор в глазах сторонников нового строя». Отпор последовал и от Гучкова, который наставлял Ставку: «Бороться с различными агитаторами, проникающими в армию, следует не силой оружия… Во всяком случае главной целью является успокоение армии и народа мирными средствами, а не применением репрессий»[527]. Вместо этого 9 марта Гучков выпустил воззвание: «Воины русские! На вас обращаются взоры России. Слушайтесь ваших начальников, помня, что армия без дисциплины врагу не страшна. Много немецких шпионов, скрываясь под серой солдатской шинелью, мутят и волнуют вашу среду. Верьте своим офицерам»[528].