Конец легенды - Денис Ватутин

Я замолчал, тупо уставившись в скатерть. Джей тоже притихла, делая вид, что ей все до фени…

Скрипели поворотные механизмы древних танков, гудели дизели… Я понял, что мне уже даже здесь становится неудивительно… Я ни о чем не думал, а просто потягивал виски.

– Погадать тебе, красавчик? – тронула меня за плечо смуглая женская рука, немного морщинистая и в золотых кольцах.

– Не надо, Вия, – властным голосом оборвал ее Гарольд, – мужчина должен подготовиться к дальнему переходу… Джам цэре!

Рука поспешно, словно испуганный зверек, соскочила с моего плеча, как будто растворилась в воздухе…

– А потом, что ему гадать, – уже добродушным тоном продолжал Гарольд, глядя куда-то в перспективу 39-й улицы, – он и так знает, что с ним будет…

Я покосился в его сторону, а он, даже не глядя, как истинный мастер, подлил мне в стакан виски ровно на сантиметр.

– Давай ругаться-то не будем, – сказала Джей медленно, тронув меня за плечо.

Я тяжело вздохнул…

– Прости меня и пойми: это мой выбор…

– Прости и ты, – сказал я. – Просто потери меня доконали… Да я не имею права…

– Всегда что-то теряешь, – тут же встрял Гарольд. – Ну а главное – себя не терять, правильно я говорю?..

– Воздух!!! – громко крикнул кто-то, и раздался электрический треск.

Краем глаза я увидел вспышку, в которой ветвился ярко-фиолетовый змеистый разряд, словно воздух или сама картина мира треснули огненным светом. Вывеска «Детский мир» вспыхнула багровым огнем тускло мерцающих неоновых ламп, раздался пронзительный жужжащий треск, а площадь озарилась ярким мертвенно-синим. Вдоль букв вывески, притянутый статическим полем, промелькнул яркий зигзаг разряда…

Я инстинктивно схватился за автомат, Стив тоже передернул затвор своего «томпсона», а Джей выхватила пистолет, озираясь по сторонам.

– Начало-о-о-ось, – с досадой протянул Гарольд, опрокидывая стакан в заросли своей бороды.

Мы жадно вглядывались туда, в небо над крышами домов – там висел багровый пульсирующий диск, который искрился по периметру. Из его нижней части на крышу упал сноп слепящего белого света, и часть крыши пропала: сперва кровля задрожала, будто в зыбком мареве, а затем словно испарилась. Стало видно часть чердачных балок и срез перекрытий, такой четкий и аккуратный, как будто торт разрезали хирургическим скальпелем. Из темноты проема, обрывающегося на уровне окна второго этажа, было видно какое-то шевеление. С чердака по стенам, стрекоча и царапая облицовку, суетливо и резво поползли тараканы, хаотично меняя направления…

– Рота! – раздался над площадью зычный голос Семенова. – К бою готовьсь! За дело Коммунистической партии Советского Союза! За товарища Сталина, нашего вождя! За матерей, сестер и детей наших! Дадим им прикурить! Очистим землю от смрадных гадов!!!

– Англия и Йорк, – нестройным хором крикнул отряд рыцарей. – Славься, Пресвятая Дева! Богородица!

Я попытался пригнуть Джей ниже плоскости стола, а Стив уже полз к укреплениям, где стоял их «студебеккер».

– Да сидите вы спокойно, вы мои гости, – невозмутимо изрек Гарольд, кинув на нас косой взгляд. – Это ненадолго…

Площадь с позициями роты Семенова была на небольшом возвышении, тогда как улицы, откуда предположительно должны были появиться враги, уходили немного под уклон, вниз. Они были достаточно широкими для прострела почти на километр. Позиция достаточно выгодная. Наверное, и это тоже, наряду с полководческим талантом Семенова, сыграло не последнюю роль в несокрушимости укреплений на Тридцать девятой.

Мы с Джей вместе подползли к брустверу, сделанному на искусственной насыпи, которая венчалась пулеметным гнездом с двумя бойцами. Чуть правее от нас стоял один из танков, замерший в ожидании атаки, а прямо за нами, метрах в пятнадцати, остался стол, за которым, как ни в чем не бывало, продолжали веселиться и пировать цыгане, а Гарольд затянул какую-то протяжную песню.

Перед нами же было две линии укреплений с замершими в них фигурами солдат и тускло поблескивающими в рассеянном свете стволами различных калибров.

Чуть поодаль, слева я заметил, как солдаты расчехляют какой-то агрегат. Он стоял на телеге. Это был небольшой дизельный двигатель, от которого тянулась ременная передача к колесу диаметром метра два. К колесу примыкали медные контакты, от которых шли провода к двум устремленным в небо металлическим штангам, оканчивающимся двумя блестящими стальными шарами.

Стив решил присоединиться к нам и лег справа от меня, уложив ствол автомата между двумя мешками с песком.

– Это что за хрень? – спросил я, кивнув в сторону странной машины.

– У нас такая тоже есть, – ответил Стив. – Это машина Теслы, против мороков хорошо помогает… Черт, вот угораздило же…

– И не говори, – кивнул я.

– Вы знаете, – сказал он вдруг, обращаясь к нам обоим, – на фоне песен этих бродяг, этих противных кукарачес, и этих странных шаров, которые плюются электричеством, вся эта стрельба и смерть вокруг выглядят как-то особенно нелепо и безобразно, вам не кажется?

– Ох, Стив, – прыснула Джей, – ты так выражаешься кудряво, прям как Странный, когда выпьет.

– Сейчас по лбу дам, – процедил я сквозь зубы, всматриваясь сквозь ряды почерневшей колючей проволоки в перспективу улиц.

– А что? – возмутилась Джей. – Я правду говорю!

– Наверное, это связано с моей гражданской профессией, – ответил тот с оттенком грусти.

– А кем ты работал? – спросила Джей.

– Я преподаватель литературы, – ответил Стив. – Хемингуэй – мой кумир…

– Никогда я вот этого не понимала… – фыркнула Джей. – Хотя иногда приходит в голову всерьез заняться чтением…

– О! – Стив вскинул брови. – Это целый космос…

– Я глубоко согласен с вашей мыслью, Стив, как ваш коллега, – кивнул я, не отпуская приклада. – Все время, что я тут нахожусь, меня не покидает впечатление, что я в кровавой психушке… Правда, и другие места были у меня не сильно лучше…

– На войне нельзя быть философом, – раздался голос сзади.

Я обернулся: на пустом ящике из-под артиллерийских снарядов на склоне насыпи уютно примостился Гарольд со стаканом в одной руке и бутылкой виски в другой.

– На войне иначе думаешь, – закончил свою мысль бродяга.

– Вот мне тоже всегда так говорили, – ответил я. – Но толку ноль: я нерешительный и мямля…

Меня немного нервировал висящий над домом глюк и стрекочущие тараканы, в бестолковой суете сновавшие перед позицией.

– Уж тебе ли, Странный, не знать, – с горькой усмешкой Гарольд проглотил содержимое стакана, прищурив свой сумасшедший зеленый глаз, – как меняешься ты? Дикость и темнота помогают воевать, а цивилизованность и культурность – только мешают… Войны развязывают неудачники…