Наказание жилищем. Жилищная политика в СССР как средство управления людьми. 1917-1937 - Марк Меерович

В 1919 году наличие подобных трудовых книжек становится обязательным для всех лиц, достигших 16-летнего возраста в Москве и Петрограде[705]. Книжки призваны свидетельствовать «об участии их владельца в производственной деятельности и служить удостоверением личности в пределах РСФСР», а также документом на право получения продовольственных карточек, права на социальное обеспечение в случае утраты трудоспособности и при безработице[706]. Трудовые книжки заменяют паспорта и иные удостоверения личности — они выдаются при предъявлении паспорта, который при выдаче книжки отбирается[707]. Военнослужащие обязываются иметь трудовые книжки наряду со всеми[708]. В трудовых книжках делается отметка о месте жительства[709].

В 1921 году власть, воодушевленная окончанием гражданской войны, несколько ослабляет жесткие меры военного времени по закреплению работников за предприятиями[710], принимая декрет «Об установлении облегченного перехода рабочих и служащих из одного предприятия в другое»[711]. Но, принимая это решение, она действует в полном соответствии со своей главной стратегической задачей — формированием трудо-бытовых коммун. Право принятия решения о переходе рабочих с предприятия на предприятие закрепляется исключительно за администрацией, которая может не разрешать, а может и разрешить рабочему переход на другое место работы. Декрет оговаривает, что разрешение дается лишь «в случаях, когда это вызвано бытовыми, семейными и производственными обстоятельствами» и при обязательном условии «полного обеспечения нормального хода производства в интересах народного хозяйства»[712]. При этом власть усиливает давление на так называемых «трудовых дезертиров»[713], к которым относит: а) самовольно оставивших работу (или службу); б) продолжающих трудиться, но самовольно перешедших на работу на другое предприятие; в) уклоняющихся от явки на работу по назначению или трудовой мобилизации; г) уклоняющихся от учета и регистрации органов, проводящих трудовые мобилизации; д) не явившихся в обязательном порядке за распределением на новую работу после увольнения со старой; е) уклоняющихся от трудовой повинности путем подлога документов, фиктивных командировок, симуляции болезни и прочего[714]. Трудиться должны все, причем не перепрыгивать при этом с места на место.

Формируя постоянные трудо-бытовые коммуны, власть получает возможность вводить меры коллективной ответственности за результаты труда и коллективного воздействия на плохотрудящихся. Так, в июле 1921 года власть осуществляет эксперимент по переходу служащих центральных советских учреждений в Москве и Петрограде на «коллективную» (денежную и натуральную) оплату труда[715]. Осуществляется эксперимент с целью принудить руководство и самих сотрудников (коллектив) к сокращению штатов, повышению качества работы и улучшению производительности труда. В качестве рычага воздействия используется новая форма оплаты, заключающаяся в том, что учреждению, переведенному на коллективное снабжение, выделяется фонд денежной и натуральной заработной платы[716] и предлагается сократить личный состав сотрудников (до 50 %) при условии сохранения фонда заработной платы неизменным. Таким образом, власть предлагает учреждениям «самосократиться», а в качестве стимула разрешает осуществить повышение заработной платы оставшимся сотрудникам фактически в два раза. При этом власть, зная особенности менталитета русского человека, готового нести нужду, но не брать на душу грех выгнать с работы ближнего (лишив его тем самым средств к существованию), оговаривает и этот случай: «Если учреждение, переведенное на коллективное снабжение, в 2-месячный срок не сократит числа своих сотрудников (в размере 50 %. — М. М), не сократит прогулов и не поднимет производительность труда, то Всероссийский Центральный Совет Профессиональных Союзов по соглашению с Народным Комиссариатом Юстиции и Народным Комиссариатом Рабоче-Крестьянской Инспекции принимает в отношении учреждения нижеследующие репрессивные меры: 1) немедленное увольнение установленных ими категорий служащих; 2) лишение учреждения части снабжения вплоть до полного сокращения снабжения и 3) предание суду лиц, ответственных за проведение настоящего постановления и связанных с ним мероприятий»[717].

Трудовая книжка к началу 1930-х годов превращается для городского жителя в основной документ, обеспечивающий его социализацию — без нее нельзя работать, нельзя учиться, нельзя перейти с одного места работы на другое, нельзя прописаться. Если в 1917-1918 годы запись в книгах о проживающих в доме (прописка) осуществлялась на основе различного рода удостоверений, мандатов, билетов делегатов и членских билетов[718], то в 1920-1921 годы единственным документом, предъявляемым при прописке, окончательно становится трудовая книжка[719], а требование ее предъявления строго обязательном. Так, например, прибывшие 22 июля 1920 года в Петроград из Иркутска родственники Льва Троцкого Александра Львовна и Зинаида Львовна Бронштейн предъявили при прописке в I Дом Совета (ул. Герцена, № 39) свои трудовые книжки[720] и тогда же, 22/VII-1920 года, были прописаны. А вот у младшей дочери Троцкого — Нины Львовны Бронштейн трудовой книжки не оказалось и в прописке ей было отказано. Пришлось срочно (в течение дня) обзаводиться трудовой книжкой[721], и лишь после этого Нина Львовна была прописана.