Освобождение России. Программа политической партии - Евгений Именитов

Диверсионная эффективность репрессивной машины была многократно увеличена тем, что доносы позволяли решать не только политические, но и социальные и даже бытовые задачи. Люди строчили доносы на соседей, чтобы получить дополнительную жилую площадь, писали на начальника, планируя занять его место. Самые гадкие человеческие чувства зависти и мести стали питательной средой этой бездушной системы.

Можно предположить, что в силу ужасающих последствий репрессий, которые стали наиболее очевидны для самого И. В. Сталина в начале войны, был несколько изменен механизм их реализации: для специалистов стали создавать описанные Солженицыным «шарашки» – отделы, где они работали по специальности под надзором и охраной частей НКВД.

Спустя многие годы трудно давать оценки. Однако Сталин был живым свидетелем предательства страны блоком Ленина-Троцкого при заключении сепаратного мирного договора с Германией. Также он объективно оценивал потенциал своей оппозиции, в которой блок Бухарина-Тухачевского был лишь вершиной айсберга. В тех условиях для обеспечения целостности государства понадобилось включить репрессивную машину. Но выключить ее тогда было невозможно.

Для меня лично всегда вызывало очень большие вопросы сравнение двух ситуаций, в которых Г. К. Жуков проявил себя совершенно по-разному. Первая – это Халхин-Гол. Вторая – это 22 июня 1941 года. Блестяще спланированная и проведенная операция по уничтожению превосходящей группировки японских войск в Монголии, когда тыловое снабжение советских войск в зоне конфликта осуществлялось на расстояние не менее 500 км в пустынных степях, никак не вяжется с провальным и явно анемичным управлением войсками в начале Великой Отечественной войны. Профессионал не может разучиться за столь короткий срок, который прошел между этими двумя операциями.

Вполне возможно, что и Жуков, и Тимошенко в 1941 году начали реализовывать «план Тухачевского». Только стратегический гений, такой как И. Сталин, мог заставить и того, и другого переменить свою позицию и начать по-настоящему воевать за СССР. Этот перелом произошел в ходе битвы за Москву. В воспоминаниях Г. К. Жукова приводится эпизод, когда в ходе боев с наступающими немецкими частями в ноябре – декабре 1941 года с ним по телефонной связи соединили Сталина. Сталин спросил, какими лопатами они роют траншеи. Жуков ответил. Тогда Сталин сделал замечание, буквальный смысл которого заключался в том, что им надо копать могилы и готовиться к смерти. Историки толкуют этот эпизод, как указание Сталина на то, что он не намерен оставлять Москву. На самом деле, этот диалог выглядит как намек, что в случае сдачи Москвы немцам советское высшее военное руководство будет уничтожено самим Сталиным. Таким способом Сталин дал понять Жукову, что пришло время выбирать сторону, за которую воевать, и Жуков, видимо, выбрал.

В книге В. В. Гришина «Катастрофа. От Хрущева до Горбачева» приведен такой эпизод, в котором Гришин упоминает выступление К. К. Рокоссовского на одном из пленумов ЦК КПСС: «Мне особенно запомнилась речь маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского. Этот скромный, обаятельный человек рассказал, как в ходе битвы под Москвой в октябре – ноябре 1941 года в его дивизию приезжал или звонил по телефону из Москвы Г. К. Жуков, каждый раз бранился, угрожал расстрелом. А он и так каждодневно мог быть убит на фронте. «и вот вдруг меня вызывает в Москву Сталин. Я очень забеспокоился. Уж если Жуков угрожает мне расстрелом, то, наверное, из поездки к Сталину мне живым не возвратиться. Но И. В. Сталин принял меня как великий полководец. Он подробно расспросил о положении на моем участке фронта, в чем нуждаются войска, внимательно выслушал мои ответы и соображения. Я уехал из Кремля воодушевленным. Вскоре дивизия получила подкрепление людским составом, боеприпасами и вооружением».

Сам Г. К. Жуков в одном из своих интервью утверждал, что самым сложным эпизодом Великой Отечественной войны для него была битва под Москвой.

Времена меняются, угрозы остаются. Уинстон Черчилль называл Хрущева человеком, сделавшим больше для борьбы с коммунизмом, чем он, Черчилль. Это высказывание не может не навести на определенные размышления.

Известный современный русский историк и публицист А. Б. Мартиросян по архивным материалам и другим доступным источникам провел собственное ретроспективное расследование событий кануна и первых дней Великой Отечественной войны[44].

Полученные им результаты и выводы сенсационны и развенчивают многие мифы, связанные с «внезапным» нападением фашистской Германии и ее союзников на СССР, а также с реальными причинами фактического разгрома воинских группировок Прибалтийского, Западного и Киевского особых военных округов, которые оказались на пути наступления главных сил агрессора.

Обозначу лишь основные моменты и выводы исследования:

Необходимо четко и недвусмысленно понимать, что не позже, чем с 1929 года, а, возможно, и ранее – со смерти В. И. Ленина, в высшем как гражданском, так и военном руководстве СССР находились люди, которых с современных позиций можно и нужно именовать «пятой колонной»[45]– по существу, предатели, имевшие собственные тщеславные планы, не ценившие ни на грош человеческие жизни и судьбы русских людей и воспринимавшие нашу страну лишь как инструмент, как средство для достижения своей власти и решения иных меркантильных задач. В ряде случаев такие люди выступали марионетками, игрушками в руках более серьезных фигур и групп, расположенных, как правило, за рубежами нашей Родины и преследовавших собственные стратегические цели, о которых их пособники в России могли быть совершенно не осведомлены. Вследствие этого по выполнении своей роли «марионетки» скорее всего должны были отправиться на свалку истории. Не зная общего замысла, они демонстрировали удивительную самонадеянность и огромное рвение в своих подрывных действиях.

Не может не удивлять широта охвата диверсионными и откровенно вражескими нашей стране и народу элементами внутреннего государственного устройства предвоенного СССР, даже после «чисток» 1937–1938 годов.