Поцелуй воина - Кэрри Лофти

– Схватить его!

Стражники зажали Габриэля и Аду со всех сторон, окружив обнаженными мечами. Один помог судье занять свое место в кресле. Ада прижалась к руке Габриэля; вся эта сцена казалась ей странной и комичной, словно представление в бродячем театре.

Она икнула, звук был подозрительно похож на смех – безумный, беспомощный смех.

Габриэль поднял бровь.

– Тебе плохо?

– Конечно, нет, – ответила она только для него. – Все превратилось в настоящий абсурд. Раньше мне бы это понравилось.

Он накрыл ее руку своей.

– Ада, ее светлость обещала освободить тебя. Вчера Джейкоб лично встречался с ней. А у него ведь нет причин лгать нам, правда?

– Нет, только не Джейкоб. Но этот судья?

– Ты намекаешь, что люди, обладающие властью, могут снова манипулировать нами?

– Неужели ты готов улыбнуться?

– Это единственная альтернатива безумию с такой ведьмой, как ты.

Его лицо расплылось в широкой мальчишеской улыбке. Суровые черты его лица смягчились. Прекрасные белые зубы сияли на фоне его смуглой кожи. Линии, образовавшиеся вокруг рта, обнаружили едва заметные ямочки, а в уголках темных глаз собрались морщинки. Эти губы, ямочки, глаза – все это вызвало странный трепет в ее груди, не имеющий ничего общего с грозящей им опасностью.

– Хватит! – Все глаза обратились к Наталесу, лицо которого все еще было цвета цветущей лаванды. Его густая растрепанная борода тряслась. – Я принял решение, – объявил он. – Мой приговор, как судьи Толедо, такой. Ты!

Он указал на Аду коротким толстым пальцем. Камни в паре колец блеснули на солнце.

– Встань передо мной!

Хотя и не желая покидать Габриэля, Ада отпустила его и прошла между мечами, чтобы встать перед судьей.

– Слушайте, – объявил он. – Ты предстанешь перед судом через судебный поединок завтра в полдень.

– Судья Наталес, – сказал Габриэль, с трудом сдерживая ярость. – Она женщина. Судебный поединок – это несправедливое измерение вины. Эта мера слишком жестока.

– Я считаю ее соответствующей. Будьте благодарны, что, учитывая доказательства против нее, я не объявил ее виновной прямо сейчас.

Габриэль смотрел в крохотные глазки судьи. Сначала Пачеко, потом Фернан.– он уже знал, что публичные лица редко отражают душу. Ада тоже преподала ему этот урок. Вначале он увидел женщину, которую тащила по жизни ее собственная слабость. Сейчас она демонстрировала силу.

Но этот судья...

Он такой же продажный, как его постановление. Женщин не отправляют на суд через поединок. Это было неподобающе и несправедливо.

Он глубоко вдохнул.

– Тогда я заявляю о праве занять ее место.

Наталес нахмурился.

– Праве? Каком праве?

– Она моя жена.

Ада резко вдохнула.

Наталес посмотрел на бейлифа, его багровый гнев превратился в болезненную бледность. Он, казалось, держался одной только силой воли.

– Какие у вас есть доказательства?

Оказавшись под угрозой неизвестных сил, Габриэль оставил осторожность. Ада облегчила боль, которая была такой же большой его частью, как кости, кровь и дыхание.

– Какие нужны доказательства? – спросил он. – Мы оба христиане, жившие на границе реконкисты, где не требуются ни объявление о бракосочетании, ни священник.

Габриэль нашел синие глаза Ады и больше не отводил глаз. Мечи и люди в доспехах разделяли их, но он говорил только с ней голосом едва ли громче шепота.

– Вам нужно только мое слово. И ее.

Она смотрела на него так, будто ни толпа, ни судья, ни вердикт – ничто не имело значения. Только он. Только слова, которые он произнес, пытаясь спасти ее жизнь.

Он все понял. И по тому, как улыбка начала изменять ее лицо – сначала зажглись ее глаза, потом изогнулись губы, было видно: она тоже поняла. Он заявил об их браке, потому что хотел его.

Гул толпы стих, или это он просто перестал слышать его? Он ждал только ответа Ады на его в высшей степени необычное предложение.

Между ними загрохотал голос Наталеса:

– Что ты скажешь?

Ада повернулась к сотням людей, собравшихся во дворе. Учитывая несправедливость судьи, обращаться к нему было бессмысленно.

– Да, – сказала она. – Он мой муж.

Толпа взорвалась аплодисментами и смехом. Ада беззаботно улыбнулась Габриэлю. Он упивался ее силой и красотой и не отрывал от нее глаз, но знал, что, если закроет их сейчас, все картины его будущего будут наполнены ею. Ими. Вместе. Если он окажется достаточно сильным.

– Тишина! – Наталес вскочил со своего кресла. Солдаты выстроились по периметру двора, усмиряя собравшихся. – Вы устроили из этого суда посмешище. Аду из Кейворта ждет суд через поединок, и если вы снова не согласитесь со мной, сеньор, вас тоже арестуют.

Габриэль бросился вперед к Наталесу, прорвавшись через ряд растерянных солдат. Его кулаки встретились с челюстью, потом с ребрами, потом с почками судьи.

Сжимая пальцами горло Наталеса, Габриэль использовал его как щит против быстро опомнившихся стражников.

– Кто купил твое решение? – спросил он на ухо судью.

– Ты сошел с ума.

– Ты боишься их мести? – Габриэль крепче сжал горло Наталеса. – Но сейчас тебе надо бояться только меня.

– Тогда убей меня. Я не признаюсь ни в чем позорном.

– Твое поведение и так позорно.

Грузное тело Наталеса стало оседать, к его лицу вернулся болезненный багровый цвет – на этот раз от недостатка воздуха, а не от гнева.

– Ты умрешь за это, – выдавил он.

– Без нее я уже мертв.

– Стража, – выдохнул Наталес. – Если он убьет меня, заколите девчонку. И направьте солдат на толпу.

Бейлиф нахмурился, меч, который он держал наготове, немного опустился.

– Сеньор?

– Я приказываю!

Пока Габриэль колебался, главный из стражников схватил Аду. Она закричала и стала отбиваться, но он прижал к ее горлу меч. Блеск красных рубинов промелькнул на его пальце. Орел де Сильва.

Тот самый пастух.

– Ты побежден, – сказал он. – Сдавайся сейчас, или не будет второго шанса. Для вас обоих.

Даже Наталес, казалось, был удивлен словами этого человека. Глаза Ады в ужасе расширились, лицо стало пепельно-бледным. От яркого солнца, отражающегося в лезвии меча, контраст стали и кожи казался еще более убийственным.

Габриэль оттолкнул судью как мешок на землю. Оставшиеся стражники окружили его. Веревки обожгли его кожу от запястий до локтей, стягивая руки за спиной.