Проклятая - Татьяна Серганова

Слава богу, Макс использовал именно то проклятие, которое подчиняется лишь некромантам, поэтому шанс спасти ребенка еще имелся. Крохотный, но был. И он должен был его использовать.

Мужчина схватил малышку на руки и прижал к себе, не обращая внимания на то, что пламя уже сжигает и его вместе с дочерью. Либо они вместе выберутся, либо вместе сгорят. Другого не дано.

Некромант положил ладонь девочке на грудь и сделал то, чего не делал никогда до этого момента, сделал то, что строжайше запрещалось Законом. Он разбудил сущность у младенца.

— Подождите, подождите. — Димка вскочил с дивана, на котором сидел уже минут десять, нервно запустил пальцы в лохматую шевелюру. Давненько мне не доводилось видеть своего шефа таким растерянно-непонимающим. Впервые за долгое время он не знал, что сказать и с какой стороны подойти к проблеме. — Это что получается? Анатолий Разин занимался незаконными экспериментами над детьми? Пробуждал сущности в младенчестве и наблюдал, что из этого получится? Причем измывался не только над чужими детьми, но и над своими?

В подобной интерпретации, да еще и с Димкиной подачей фактов, все на самом деле выглядело чудовищно и крайне жестоко.

— Это были не эксперименты, — отрезала Николь.

Она сидела в кресле прямо напротив меня. Все еще бледная, с кругами под глазами. Но решительная. И именно она сейчас встала на защиту моего отца, когда я… Я просто молчала.

— Да ты что!

Рыжая тихо что-то пробормотала сквозь зубы, но ругаться не стала.

— Для особо одаренных повторяю еще раз — это были не совсем эксперименты… В первый раз вообще все произошло случайно. Не так ли, Татьяна? Ваш отец хотел спасти вас от проклятия и поэтому пробудил сущность, стал подпитывать ее своей магией для того, чтобы вы изнутри очистили себя.

Я кивнула и продолжала молчать. Конечно, это неправильно, но разговаривать не хотелось. Наоборот, больше всего на свете мне необходимо было пойти в свою комнату, залезть под одеяло и все хорошенько обдумать. А думать мне имелось над чем.

Значит, отец не остановился на разговорах, а очень активно и успешно внедрял свою реформу магических практик в колдовские массы. Причем очень долго. А я ничего не знала. Вот эта рыжая ведьма знает об опытах отца намного больше, чем я. И Страж знает. Хорошо хоть Дима не в курсе, а то я почувствовала бы себя совсем уж ущербной.

Мучил меня и другой вопрос. Сколько же их? Таких, как мы — жертв эксперимента?

— И что вышло? Зачем такие риски? — не унимался Дима. — Это ведь не только запрещено Законом. Это опасно для ребенка.

— С чего ты вообще взял, что практика Разина по пробуждению сущностей была опасной? — парировала рыжая. — Только из того, что в древнем договоре с Тьмой (договора, кстати, уже лет триста никто не видел) сказано, что сущность проснется у ребенка сама после достижения им пяти лет? А мы все эти годы слепо подчинялись, даже не задумываясь, а почему пробуждать ее запрещено?

— И почему же? — Соколов вновь сел на диван, откинулся на спинку и закинул ногу на ногу. У него даже получилось выглядеть почти равнодушным, вальяжным и спокойным. — Просветите меня, уважаемая.

Николь замерла с открытым ртом и перевела взгляд на молчаливого Стража, который также не произнес ни слова с того самого момента, когда мы вошли в кабинет. Затем ее взгляд остановился на мне и снова перешел на Стража.

— Я не могу сказать, — произнесла она наконец.

— Отчего же?

— Я давала клятву.

— Отлично. Просто замечательно. Тань, ты знала обо всем этом? Хотя что я спрашиваю, конечно, знала. Это же твой отец проводил опыты.

— Я ничего не знала. — Мне жизненно необходимо было сказать это, и я сказала. — От нас всячески скрывали, над чем работал папа. Правда открылась незадолго до его смерти. Чисто случайно я… услышала один разговор, который слышать не должна была.

— У меня просто нет слов. Такие интересные подробности выясняются. Серый, а ты чего молчишь? Ты что об этом думаешь? И вообще, как Стражи могли допустить такие опыты у себя под носом?

Страж вздохнул… потом еще раз.

Мне казалось, что больше потрясений сегодня не предвидится. Но как я ошиблась!

— Сущность Игоря разбудили, когда ему исполнилось восемь месяцев.

Николь нервно хихикнула в своем уголке и тут же прикусила губу, а Димка разразился такой тирадой, что у меня уши заалели. Даже не знала, что существуют такие словесные обороты. Причем приличными в его речи были только местоимения и предлоги.

Сергей, не дрогнув, с совершенно спокойным лицом все выслушал.

— Зачем?

— Я хочу для своего сына лучшей жизни.

— Скажи мне, пожалуйста, дорогой мой брат, когда Совет узнает обо всех измененных детях, что он сделает? Думаешь, у Игоря будет после этого жизнь?

— Ты собираешься им рассказать?

Димка замер и замолчал, внимательно глядя на брата. Мы с Николь даже дышать перестали.

— Ты за кого меня принимаешь? Чтобы я вас своими руками отправил на костер? — наконец произнес феникс, прикрыл глаза и уже спокойно закончил: — Рассказывайте давайте. И так понятно, что мы теперь все в одной лодке. И если из-за вас меня прилюдно сожгут, то я хотя бы буду знать за что.

Конечно, Дима утрировал.

Или нет? Как-то, размышляя о свалившихся на наши головы проблемах, я упустила из виду само правосудие. Может, пострадавшими нас и признают, возможно, даже пожалеют публично для видимости. Но мы знаем, что делают с жертвами опытов, когда необходимо скрыть следы незаконных экспериментов. Конечно, уничтожают. А мне как-то не хотелось быть уничтоженной. Вот совсем. Уж лучше прожить всю жизнь ущербной и неправильной ведьмой.

— Я не могу нарушить клятву, — упрямо произнесла Николь, всем своим видом показывая, что выпытать из нее какую-либо информацию против ее воли не удастся.

— А я могу, — вдруг произнес Сергей. — Разин действительно сначала не собирался идти против Закона, Совета и людей. Единственное, что тогда двигало некромантом, — желание спасти свою дочь, она была проклята. Анатолий даже не сразу понял, как пробуждение сущности повлияло на вас, Татьяна.

— И как же оно повлияло? Я ничего сверхъестественного в ней не заметил. А мы все-таки проработали бок о бок более четырех лет, так что я бы точно зафиксировал хотя бы одно отклонение от нормы. — Шеф увидел мою выразительно приподнятую бровь (кое-чего обо мне ты все-таки не знал!) и замолчал на мгновение, чтобы быстро продолжить: — «Мертвое пламя» не в счет.

— Как скажешь, — скептически улыбнулась я.

— Изменения видят только Стражи и некроманты, и то — особым зрением.

— И что же они видят?

— Светлую сущность, — ответила я.