Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО - Владислав Морозов

Похоже, им действительно досталось – правой рукой женщина держалась за талию (под ее пальцами на блузке расплывалось влажное темное пятно), а левой подталкивала вперед пацана, который ревел в голос. Видимо, было от чего – левый рукав пошитой из ткани с изображениями каких-то явно мультяшных зверушек, вроде слоников и бегемотиков, рубашонки мальчика был весь в крови. Оба были ранены, и серьезно.

– Господа русские офицеры! Ради бога! Пожалуйста, спасите моего сына! – закричала оказавшаяся довольно симпатичной при ближайшем рассмотрении женщина явно практически из последних сил, подходя ближе к танку и в изнеможении то ли садясь, то ли падая на грязную лобовую броню. Высунувшийся из своего люка чумазый Черняев посмотрел на меня, как на полудурка. Может, в данный момент он и был прав…

Во всяком случае, надеюсь, что я все-таки правильно понял слова, сказанные этой раненой немкой, – мы же, по дурости своей, немецкий знаем лишь в минимально-допросном объеме.

– Прибылов, давай аптечку! – приказал я, вылезая из люка.

– Ты чего это, танкист? – удивился летун. – Они же немцы!

– Тебя послушать, так выйдет, что сейчас не 1982-й, а 1945 год. Вон, в ГДР тоже немцы, старлей. И мы сейчас воюем и погибаем потому, что на них сбросили атомную бомбу. Ты же их врагами не считаешь?

– Это другое, – несколько смутился летчик.

– Вот то-то и оно. А меня, старлей, вообще-то не учили с женщинами и детьми воевать. Давай лучше помогай!

Втроем мы разорвали тугую упаковку индивидуальных перевязочных пакетов, а потом быстро и неумело, хотя и достаточно туго (я отметил про себя, что наиболее подготовленным из нас по части медпомощи оказался, как ни странно, Прибылов) перевязали женщину и пацана. Женщине я потом вколол в руку шприц-тюбик с обезболивающим, при ее ранении это было необходимо. Как я сумел рассмотреть во время перевязки, у обоих были пулевые ранения – у женщины в живот, а пацану по касательной, без повреждения кости, царапнуло левую руку повыше локтя. Хотя при его габаритах могло таким попаданием и вообще руку оторвать. Выглядело это странно, поскольку огонь из стрелкового оружия мы сегодня практически не вели, а если мотострелки и стреляли, то километрах в трех-четырех отсюда. И на шальные пули эти ранения как-то не походили…

– Садитесь на танк, – как мог, попытался объяснить я женщине на своем корявом немецком. – Сейчас мы вас отвезем к врачам.

Она только кивала, когда мы кое-как разместили их с пацаном на крыше моторного отделения. Женщина бессильно лежала на спине, а мальчик сидел рядом и, глядя ей в лицо, продолжал, тихо подвывая, плакать, с явной опаской косясь на чужих дядей в черных комбезах и диковинных шлемофонах.

– Кто это вас? – спросил я немку, забираясь в люк. Точнее – попытался спросить.

Она выдала в ответ длинную фразу, смысл которой я понял явно не до конца. Короче говоря, в целом я оказался прав. Их семья ехала на запад по этой дороге, когда американские танки вдруг пошли в атаку и началась сильная стрельба. Бросив машину, они побежали в лес. Но в лесу по ним начали стрелять американские солдаты, которые кричали, что посторонним здесь ходить запрещено. В общем, мужа женщины, который попытался с ними заговорить, американцы пристрелили, а они с сыном успели получить по пуле, пока добежали до ближайших кустов. На их счастье, чуть позже начался авианалет, на лес стали падать сбитые самолеты и американцам стало не до них… Как-то так.

– Немного потрясет, – предупредил я немку, которая, похоже, уже отключалась, находясь на грани потери сознания, и скомандовал Черняеву: – Давай вперед!

– Ведь не довезем, – сказал летчик с жалостливой интонацией, глядя на наших случайных пассажиров.

– Даже если так – виноваты в их смерти будем не мы, – ответил я ему.

Первое, что я сделал, когда наш танк перевалил обозначавшие наш передний край окопы мотострелков, – приказал вызвать каких-нибудь медиков.

Собственно, вокруг все были при деле. Пожары были в основном потушены. Кутузов со своей первой ротой уже вернулся на исходные позиции. В боевых порядках появились «Уралы» со снарядами и топливозаправщики. Личный состав выносил раненых и, как и полагалось, пополнял боезапас и заправлял машины. Над головой время от времени пролетали звенья «МиГов» и «Сушек». Далеко на западе бабахало, и на горизонте за леском поднимались к небу многочисленные столбы черного дыма.

На моей прежней позиции ждали Шестаков на своей командной «БМП-1К» и радиомашина «Р-145» (она же «БТР-60ПУ») авианаводчика Тетявкина. Здесь же стоял танк № 422, экипаж которого уже соединил перебитую гусеницу и, похоже, тем самым восстановил свою боеспособность, а это не могло не радовать.

– Слушай, майор, – попросил спасенный летчик, как только наш «Т-72» остановился и он наконец понял, что находится у своих. – Мне бы это, в полк сообщить, что я жив, а то они, небось, на меня уже того, похоронку выписали.

– Это вон, к нему, – кивнул я в сторону Тетявкина. – Лейтенант, будь ласков, свяжи товарища летчика с родным подразделением…

Летун резво спрыгнул с брони и, закинув ремень трофейной «М-16» за плечо, пошел вслед за Тетявкиным к его бэтээру.

– Как там наши дела? – спросил я Шестакова, слезая на землю и снимая танкошлем с мокрой головы. Под моей черепушкой гудело, как бывает после пьянки, в ушах словно стрекотали сверчки. Повоевал называется… Хотя в одной далекой жаркой стране бывало и хуже – в боевом отделении «Т-55» температура словно в буржуйке, вылезаешь после боя или долгого марша наружу, а там тоже градусов пятьдесят. И здесь понимаешь, что не хочешь уже ничего, кроме как лечь где-нибудь в теньке и помереть в спокойной обстановке. Там даже пить было бесполезно – все равно вода через считаные минуты выходит через поры с потом и не приносит ни малейшего облегчения, оседая на одежде разводами соли. Но ничего, никто не умер – отдыхивались, через несколько часов садились в тот же раскаленный танк и ехали воевать дальше. А здесь, в Германии, по сравнению с этим прямо-таки курорт…

– Да как сажа бела. Потери у нас немаленькие. Но если не считать этого – можно сказать, что все нормально. На позиции мы удержались, а теперь вон… – И Шестаков мотнул своей увенчанной полевой фуражкой головой куда-то назад, в сторону нашего тыла, откуда накатывались лязг и грохот, которые я до этого не слышал.

Я обернулся в момент, когда лязг стал отчетливым и через наши окопы и боевые порядки курсом на запад, по свежим следам первой роты, резво повалила сплошным потоком боевая техника. А именно – танки «Т-62» и «Т-64», перемежаемые БМП и бэтээрами. Со стороны загроможденного подбитыми танками шоссе тоже слышался рев многочисленных моторов. Похоже, подбитую технику растаскивали по обочинам, освобождая шоссе.

– Это что? – спросил я Шестакова.

– А это наш героический второй эшелон подошел. Как нам передали – 32-я гвардейская танковая дивизия из 20-й армии.

– Ну и на фига они теперь здесь, к шапочному разбору?