Хищница - Джеймс Кэрол

– Как это неважно?

– Я договорился с ней встретиться, – усмехнулся Уинтер.

– И ты только сейчас об этом говоришь? – недовольно спросила Мендоза. – Что-нибудь еще, чего я не знаю?

Уинтер снова посмотрел из окна и представил себе Амелию. Она ведь совсем не была похожа на бизнесвумен. В его воображении она была платиновой блондинкой с яркими голубыми глазами в свободной кожаной куртке. Он представил, как она выходит из кухни отеля, как идет по аллее, оборачивается, как и два дня назад в кафе, и исчезает из виду. Уинтер обернулся и посмотрел на Мендозу.

– Да, есть кое-что. Мне кажется, я придумал, как ее поймать.

Уинтер присел на край кровати и за пару минут рассказал свой план. Все это время Мендоза молча стояла перед ним, и постепенно хмурое выражение лица у нее сменилось на мрачное.

– Нет, Уинтер, – сказала она, когда он закончил. – Это слишком рискованно.

– Ну хорошо. Если у тебя есть идея получше, поделись ею.

– Нельзя делать то, что ты задумал, без подкрепления. Это безумие.

– По-прежнему жду твоих предложений.

– Уинтер, Амелия – психопатка.

– Бесспорно. Она, я думаю, меня переплюнет на диагностических тестах психопатии. А это уже о чем-то говорит.

– Это не шутки. Не забывай, как она повара зарезала кухонным ножом.

– Как я забуду, я при этом присутствовал.

Мендоза зажмурилась. Она сжимала голову пальцами, как будто боролась с подступающей мигренью. Потом открыла глаза, опустила руки и глубоко вздохнула.

– Не знаю, кто из вас больше сумасшедший – ты или она.

– Со мной будет все нормально, Мендоза. Меня она и пальцем не тронет.

– Ты так уверен?

– Уверен. Если бы она хотела меня убить, давно бы уже это сделала.

– К кровати она тебя приковала, тем не менее.

– Но мне она ничего не сделала.

– Но могла же.

Вдруг Уинтер резко подпрыгнул, заставив Мендозу сделать шаг назад.

– Не тронет она меня. Я в этом уверен, потому что ей нужны зрители, а сейчас я и есть ее зритель. И брат, и отец, и Райан Маккарти нужны были ей не только для того, чтобы ими манипулировать, но и чтобы самоутверждаться за их счет.

– В результате двое мертвы, а третий проведет всю жизнь в тюрьме.

– Со мной все будет хорошо, – повторил он.

– Мне все это не нравится, Уинтер.

– Тебе не обязательно должно это нравиться. Просто помоги мне.

Мендоза медленно водила головой из стороны в сторону. Складывалось ощущение, что она делает это неосознанно.

– Ты будешь мне помогать или нет?

– Буду, – вздохнув, ответила она.

– Спасибо.

– Рано еще благодарить. Посмотрим сначала, как все сложится.

– Все сложится. И со мной все будет в порядке.

– Если честно, мне важнее, чтобы ты ее поймал, – улыбнулась Мендоза.

Уинтер поднял воротник куртки и закурил. Стемнело больше часа назад, и на улице холодало. Он стоял и играл зажигалкой, вдыхая запах газа. В Центральном парке было многолюдно. Для осени погода была идеальна, и туристы пользовались возможностью прогуляться. На носу был декабрь – снег, холод, оставалось лишь мечтать о весне.

Памятник Алисе в Стране чудес прятался от глаз в небольшой рощице. Его окружали деревья, город было не видно, и создавалось полное ощущение, что ты провалился в кроличью нору. В тени деревьев полукругом были расставлены скамейки, на которых могли отдыхать родители. Площадка перед статуей была выложена тротуарной плиткой, стоптанной миллионами маленьких ножек. Широкая тропинка спускалась к озеру, а еще одна, поменьше, вилась между деревьями.

По статуе вдоль и поперек лазили дети. Скорее всего, они приехали сюда на отдых, и им разрешили лечь спать позднее, чем в обычные дни. Уинтер смотрел на них, и перед его мысленным взором всплыли старые воспоминания. Ему три с половиной года, он сидит на кровати спиной к изголовью. На коленях открыта «Алиса в Стране чудес». Эту книгу он перечитывал несколько раз, знал наизусть целые отрывки из нее. Его любимым персонажем всегда была Гусеница. Заядлая курильщица и грубиянка – как можно было ее не любить?

Мама сидела рядом, слушала его и улыбалась. Через тонкий материал пижамы он чувствовал тепло ее руки, родной запах ее мыла и духов. Вспоминая этот момент, больше всего он поражался тому, насколько нормальной была эта сценка из жизни. Относительно нормальной. Большинство трехлеток в этом возрасте еще не читают таких взрослых книг, но это не важно. Важно было то, что тогда он не знал, что нормальность – это иллюзия, а реальная жизнь – такая же изощренная, как и фантазия Льюиса Кэрролла.

Уинтер сделал затяжку и огляделся, чтобы удостовериться, что за ним не следят. Мендоза обещала, что этого не будет, но все-таки она из полиции, а полиции доверять нельзя. Внимательно осмотрев всю территорию вокруг, ничего подозрительного он не обнаружил.

Слева от Безумного Шляпника было три скамейки. Они были удачно расположены, потому что оттуда прекрасно просматривались оба входа на площадку. На средней скамейке сидела пожилая женщина и задумчиво смотрела вдаль. Выражение ее лица было грустным, но в нем было и смирение. Словно она понимала, что все так, как есть, и этого не изменить, так что зачем бороться с действительностью? О каких бы событиях минувших дней она сейчас ни думала, она давно уже с ними примирилась.

Уинтер смотрел на нее чуть дольше, чем было нужно, чтобы удостовериться, что это точно была не Амелия. Она знал, что она мастер перевоплощений, а нарядиться в пожилую женщину было бы очень мудро, потому что на пенсионеров никто обычно внимания не обращает.

Уинтер возвращался к ней взглядом дважды. Если это была Амелия, то ее можно было бы назвать гениальной актрисой. Во-первых, для создания такой первоклассной маски необходим был голливудский гример и много часов времени. Амелия была очень изобретательна и одержима своей целью, но вряд ли что-то подобное ей под силу.

Он сел на пустую скамейку слева от пожилой женщины и раскинул руки в стороны. Некоторое время он сидел, курил и пытался выглядеть максимально беззаботно. Однако желудок у него сводило судорогой, а нервные окончания были напряжены до предела. От органов чувств в мозг поступало слишком много информации.

Уинтер взглянул на часы. Оставалась еще пара минут. Он снова осмотрелся, анализируя походку и движения людей. Полицейские в штатском двигались особым образом, и даже лучшим из них не удавалось изменить манеру движения. Какая-то деталь в их поведении всегда выбивалась из общего ряда, даже у профессионалов. Но нет, полицейских здесь не было, как и Амелии.

Он сидел и про себя отсчитывал секунды. За шестьдесят секунд до момента X он сделал последнюю затяжку сигареты, затушил ее ботинком и выбросил окурок в ближайшую урну. Взглянув на часы, отсчитал последние десять секунд. Амелии не было. «Терпение!» – скомандовал он сам себе. Как же было непросто сидеть и ждать. Вытащив из кармана последний «сникерс», купленный еще в Хартвуде, он быстро его съел.