Восьмой день - Джон Кейз

Дэнни потерял сознание, а когда пришел в себя, увидел, что Кукоч и Приятель стоят в углу и о чем-то спорят по-турецки, а возможно, по-курдски. Потом Кукоч уронил трубу на пол, и мучители ушли, оставив его одного, терзаемого болью.

Боль должна была сосредоточиться только в ногах, но она перемещалась по телу, отбивая чечетку в самых разнообразных местах. Ступни походили на перезрелые помидоры. Казалось, кожа вот-вот лопнет и сок хлынет наружу. Во рту было ощущение, будто пришлось долго жевать бритвы, а сердце работало импульсами.

Подняв голову, Дэнни увидел, что сквозь килим на стене сочится свет. Только сейчас он сообразил, что это занавешенное окно. Значит, уже утро.

Наконец боль чуть-чуть стихла, уступив место другим ощущением. Похитители, выслушав его отчет, ушли готовить ацетоновую ванну. Нашли подходящий чан, теперь заливают жидкость…

Видимо, Зебеку очень важно узнать, насколько Дэнни осведомлен в его делах. А теперь он уже окончательно превратился в отработанный материал.

Дэнни предпринял отчаянную попытку разорвать путы, которая неожиданно удалась. Руки были свободны. Тяжело дыша, он сел на койке и сорвал пленку с лодыжек. Выждал какое-то время, сбросил ноги на пол и… вскрикнул.

Ступни были каждая размером с небольшую подушку, наполненную желе. Жгучую боль причиняло даже самое легкое прикосновение. Он сдернул ноги с пола и упал на спину.

«Все. Выхода нет. Я мертвец».

* * *

Наверное, он заснул или потерял сознание, потому что в следующий момент увидел Приятеля, который нагнулся над ним с небольшим пластиковым кувшином в руке. Там кислота, безразлично подумал Дэнни, или ацетон.

Странно, но руки Приятеля перчатками защищены не были, а глаза очками. Он погрузил губку в кувшин, выжал. Затем, пробормотав: «Эх, прия-ятель, прия-ятель, зачем же ты был таким настырным?» — осторожно вытер с лица Дэнни кровь, вымыл ступни и насухо вытер. Разумеется, было больно, но не настолько, чтобы Дэнни перестал думать. По его мнению, это было каким-то ритуалом, который исполняют курды перед тем, как растворить приговоренного в ацетоне.

Приятель натянул ему на ступни носки. Хотел надеть кроссовки, но не получилось. Он исчез и вскоре вернулся с большими сандалиями на резиновой подошве, которые надел на Дэнни, аккуратно застегнув, как заботливый отец, собирающий на прогулку начинающего ходить ребенка. С ободряющей улыбкой помог ему встать и повел к двери. Морщась от боли, Дэнни медленными шажками побрел вперед.

За дверью сияло солнце. Когда глаза привыкли к свету, он увидел, что его темницей был каменный сарай рядом с загоном для скота. По другую сторону сарая стоял ярко-зеленый джип. Несмотря на боль, Дэнни усмехнулся. В таком же джипе ездил отец Кейли на своем ранчо в Южной Дакоте. Заметив его улыбку, Приятель страшно обрадовался, и Дэнни впервые допустил возможность, что его казнь по каким-то причинам откладывается.

Джип двинулся по гравиевой дорожке, окаймленной подстриженными ивами. Легкий ветерок ворошил серебристые листики, выворачивая их так, чтобы они сияли на солнце. Все это было бы мило, если бы каждый ухаб не заставлял Дэнни морщиться от боли. Подручный палача, ставший вдруг невероятно заботливым, посмотрел на него с сочувствием, но хода не замедлил.

Впрочем, дорога была недлинной. Вскоре машина подъехала к арочным воротам в длинной каменной стене, верх которой был усыпан битым стеклом. Из окна небольшой будки высунулся охранник, обменялся приветствием с Приятелем и исчез. Через несколько секунд автоматические ворота заскользили вбок, впуская джип в обширный двор, засаженный деревьями и цветами. Посередине возвышалась великолепная двухэтажная вилла из камня медового цвета с арочными проходами.

Дэнни с трудом вылез из джипа, разумеется, с помощью Приятеля. Еще труднее было взобраться по лестнице на второй этаж. Там сопровождающий нажал соответствующие кнопки на прикрепленной к стене панели, и резная деревянная дверь почти бесшумно распахнулась. Звуки фортепианной музыки перекрыло грозное рычание. Дэнни застыл на месте. Примерно в десяти сантиметрах, свирепо ощетинившись, стояли две крупные родезианские овчарки.

Приятель усмехнулся и погладил псов.

— Кастор… Полидевк[94]. Все в порядке, здесь свои.

Псы мгновенно потеряли интерес к Дэнни. Рычание сменилось зевотой. Один отошел, а другой лег у двери, не обращая на вошедших внимания.

Недавний мучитель завел Дэнни в гостиную. Такого помещения он еще не видел. Очень просторная комната с высоким, приблизительно семиметровым, сводчатым потолком. Две стены и потолок сложены из массивных блоков медового камня, другие две стеклянные. Одна выходила в сад, вторая — в живописный крытый портик в центре дома. Мраморный пол покрывали замечательные восточные ковры. Из динамиков звучала музыка Баха.

У одной стены стояла скамья с декоративными вышитыми подушками. Над ней висели картины и рисунки немецких экспрессионистов. Дэнни сразу узнал творения Отто Дикса, Эмиля Нольде и Оскара Кокошки. Вдоль другой стены располагался длинный откидной стол из полированного ореха, на котором стоял компьютер и очень дорогая стереосистема «Бозе». В стены были встроены четыре монитора с плоскими экранами. У компьютера в удобном кресле сидел мужчина с пистолетом сорок пятого калибра за поясом. Новейшая клавиатура «Майкрософт» и пистолет странно смотрелись рядом. Приятель тронул Дэнни за плечо, остановил и направился к человеку за компьютером. Скорее всего хозяину дома.

Дэнни посмотрел на мониторы. Они входили в систему наблюдения. На одном были видны ворота, на другом дорога, ведущая к вилле, но самое удивительное, что экран четвертого монитора показывал внутренность сарая, где его истязали. Он перевел взгляд на картины. Одна его особенно поразила. Самый интересный импрессионистский этюд, какие Матисс сделал во время путешествия по Марокко. Превосходно выбрано и место для картины. На нее можно любоваться, находясь в крытом портике. Дэнни настолько увлекся работой Матисса, что даже не заметил подошедшего хозяина. Впрочем, он был слишком измотан, чтобы как-то отреагировать.

Хозяин дома имел примерно такую же комплекцию, как Дэнни, и если был старше, то на несколько лет. Черные как смоль волосы нуждались в стрижке, щеки заросли щетиной. Он протянул руку для пожатия, блеснув золотым «Роллексом».

— Я Реми Барзан. Давайте присядем. — Хозяин указан на покрытый килимом диван. — Хотите чего-нибудь выпить?

Дэнни молча сел. «Значит, что же это получается? Он поставил на проигрыватель „Гольдберг-вариации“ Баха и наблюдал, как меня пытают? А рядом висит шедевр Матисса? Очень интересно».

Сосредоточиться удалось через минуту.

— Да, — ответил Дэнни, — но вначале неплохо бы вкатить мне порцию новокаина. А потом прикажите подать шампанского.

— Шампанского? — удивленно спросил Реми Барзан.