Небеса рассудили иначе - Татьяна Полякова

Он и не обернулся. Створки лифта сомкнулись задолго до того, как я подбежала. Еще один лифт был напротив, через проход. Я спустилась на парковку и только потом подумала, что он мог выйти на нулевом этаже, где тоже была парковка, но на улице. Полчаса я бестолково бегала, пока не поняла, что он давно уехал. И стала звонить, то есть я звонила все это время, хотя мобильный он сразу отключил. Я послала СМС: «Прости меня» – и поехала к нему в офис, надеясь застать его там. Но дальше порога меня не пустили. Охранник связался с секретаршей Стаса и получил ответ: Станислав Игоревич в командировке, вернется через несколько дней, когда конкретно, не сказал. Вранье, только неизвестно кому предназначалось. Он мог придумать командировку накануне, чтобы побыть со мной, а мог придумать ее сейчас, чтобы от меня избавиться. Я поехала к нему домой, но и там не застала. До обеда бестолково металась от офиса к дому и обратно, то и дело набирая его номер. «Надо дать ему время успокоиться, – в конце концов решила я. – Вечером встретимся и поговорим».

Я вернулась в бутик, где несколько ошарашенные девушки подтвердили: Стас купил платье примерно в то время, когда в Димку стреляли. И вместе с облегчением я испытывала стыд, что усомнилась в нем, и думала о той боли, что причинила ему. И отправляла сообщение за сообщением: «Прости меня, пожалуйста, прости». Потом поехала к Димке в больницу, где столкнулась с сестрицей. Димка пришел в себя, но все еще находился в реанимации, и к нему не пускали. Берсеньев отправился спать, Агатка, взглянув на меня, посоветовала мне сделать то же самое.

– А работа? – усмехнулась я.

– С такой рожей только клиентов распугивать.

– У Стаса алиби, – я вздохнула и, избегая взгляда сестры, смотрела куда-то вбок.

– Кто ж сомневался, – хмыкнула она.

– У него действительно алиби…

Она махнула рукой и побрела по коридору, а я за ней.

На работу мы приехали вместе, мое стремление к труду объяснялось просто: одиночество страшило. Я занялась бумагами, держа мобильный под рукой, в надежде, что Стас все-таки ответит.

– Фенька, – позвала Ирина, разбиравшая бумаги за своим столом. – Здесь факс об этом Дурове. Он тебе нужен или выбросить?

– Давай сюда, – кивнула я.

Сестрица-аккуратистка требовала, чтобы каждая бумажка была подшита к делу. Перед тем как убрать листок в папку, я пробежала глазами текст и завопила:

– Твою мать! – чем изрядно напугала девчонок. На мой вопль из кабинета появилась Агатка.

– Санитары требуются? – ласково поинтересовалась она.

Я вскочила из-за стола и принялась трясти перед ней листком.

– Дуров умер в колонии, – по-дурацки хихикая, заговорила я, должно быть, и впрямь в ту минуту выглядела слегка с приветом. – Это та самая колония, где отбывал срок Лешка. Они наверняка были знакомы. И, очень может быть, сюда Леха приехал вовсе не из-за меня, как мы решили. Севке Плоткину он сказал, что обещал восстановить справедливость. Какую? Что, если это имеет отношение к Дурову, то есть к Чадову?

– Я далека от твоего энтузиазма, но давай проверим, – буркнула Агатка.

Ну а дальше, как это часто бывает, вдруг «поперло». Мы еще висели на телефоне, Агатка уточняла данные, я торопливо информировала Берсеньева о неожиданном повороте, когда в нашей конторе возник молодой мужчина, исключительно приятной внешности, с модной стрижкой, в модном пальто, и хорошо поставленным голосом осведомился:

– Могу я видеть Агату Константиновну?

– Можете, – ответила сестрица, кивком указала на свой кабинет и, наклоняясь ко мне, шепнула: – Леха последний год работал в тюремной больнице. Дуров, можно сказать, умер у него на руках.

«Вот оно», – успела подумать я, сама еще толком не зная, что имею в виду, но уже чувствуя: все вдруг сдвинулось с мертвой точки. А минут через десять Агатка позвала меня к себе.

Молодой человек сидел за столом, манерно держа в руке чашку кофе, который сестрица сама и приготовила. Вещь неслыханная.

– Знакомьтесь, – сказала Агатка, которую от возбуждения тоже слегка потряхивало. – Это моя сестра Ефимия. А это Тимофей Павлович.

– Можно просто Тимофей, – улыбнулся гость. – Я друг Нилова. И у меня для вас кое-что есть, – он указал на диктофон, лежавший на столе.

– Что там? – спросила я.

Он пожал плечами:

– Я слышал только начало разговора. Не уверен, что это поможет найти убийцу моего друга, но очень надеюсь.

– Почему тогда в полицию не пошли? – нахмурилась я.

Агатка с опозданием скривила физиономию, намекая на неуместность вопроса, но Тимофей лишь усмехнулся.

– Последнее время Нилов жил у меня. Мы это не афишировали. А сейчас, когда его нет, и некоторые обстоятельства… В общем, я не хочу, чтобы о наших отношениях знали. Я женюсь, – буркнул он. – То есть я намерен это сделать через несколько месяцев. Елисей всячески меня удерживал от этого шага, но… впрочем, сейчас это неважно. Буду благодарен, если вы не станете называть в полиции моего имени. Дома Нилов никогда не работал, но кое-какие бумаги хранил. У меня есть сейф. После его гибели я сейф проверил. Бумаг не было. И только вчера я, убирая в сейф деньги, увидел на нижней полке диктофон. До этого я его просто не замечал. Я знаю, что теперь его делами занимаетесь вы… В общем, вам решать, как этим распорядиться.

Он отставил чашку, поднялся, подхватил пальто, которое лежало на спинке соседнего кресла, и, кивком простившись, удалился. Агатка тут же включила диктофон, мы склонились над ним, сев рядом, и вскоре услышали Лехин голос:

– Я вам все как на духу, то есть как он мне все рассказывал…

Когда запись закончилась, мы еще некоторое время продолжали сидеть, пялясь друг на друга.

Лешка работал санитаром в больнице, когда там оказался Дуров. Зная, что жить ему осталось от силы месяц-два, тот решил покаяться. Не во всех грехах, а только в одном, и не священнику, а Лешке, к которому проникся большой симпатией, скорее всего потому, что он просто находился рядом и готов был его выслушать. Многие годы Дурову не давало покоя совершенное им убийство, за которое наказание он не понес и в котором его никто даже не подозревал. Убийство, по его словам, вышло случайным. Он отправился на одну дачку, потому что дружок попросил как следует там все осмотреть на предмет кое-каких важных бумаг. «Все бумаги, что найдешь, забирай. Особенно старые, даже если по виду это макулатура». В доме жила женщина с ребенком. Жила только летом, и в другое время заглянуть в дом было куда проще, но дружок торопил. И однажды ночью Дуров забрался в дом, уверенный, что хозяйка уехала. А она почему-то осталась и появилась в самый неподходящий момент. В руках держала каминные щипцы и даже успела ударить его по плечу. Больно ударила, чем очень разозлила. Злость и страх – плохие советчики. Он еще в себя не успел прийти, а хозяйка уже лежала возле его ног. Мертвая. Но самое страшное произошло потом. Мальчишка услышал шум и прибежал в комнату. Испуганный взгляд ребенка, которого он тоже убил, все эти годы Дурова и преследовал. «Выйдешь на волю, – просил он Леху, – разыщи их могилы. Попроси за меня прощенья. А если кто из родни остался, денег дай, я скажу, где заначка. Половину себе возьми за труды. Там много. Всем хватит». И Леха, освободившись, обещание отправился выполнять. Могилы разыскал, а вот с родственниками вышла незадача. Единственный родственник находился под арестом по обвинению в убийстве. И тогда Леха нашел адвоката Турова. От денег Елисей отказался, заявив, что Туров платит достаточно, а вот рассказ попросил повторить и записал его на диктофон.