Негатив. Том II - Павел Корнев

— Это вроде старшего лейтенанта по-нашему, так? — припомнил я.

— Именно, — подтвердил Георгий Иванович, — но в данном конкретном случае нас интересует Афанасий Цинский, адъютант обер-полицмейстера в чине майора. Понимаешь, всё должно было выглядеть так, будто его послали разобраться с одним дерзким мальчишкой.

Я то ли присвистнул, то ли со свистом воздух в себя втянул, до того оказался ошарашен услышанным. Враз плохо стало.

Так всё из-за той стычки в «Гранд-отеле»? Уже тогда кто-то на меня глаз положил и разменной монетой решил сделать?!

— Злоумышленники инсценировали дорожную аварию, будто бы полицейский автомобиль прижал ваш мотоцикл к обочине, а дальше случилась перестрелка, в ходе которой погиб и патруль комендатуры, и адъютант обер-полицмейстера с личным водителем. Таков был план.

— Но зачем?!

— Стравить корпус с полицейским управлением, зачем же ещё? Вопрос не «зачем», вопрос — «кто». Подумай об этом, вдруг что вспомнишь. Важной может оказаться решительно любая мелочь.

— А как же адъютант? — озадачился я. — Как он вообще там оказался?

— Захватили, привезли, застрелили из табельного оружия старшины. Для оператора обездвижить человека, не причиняя тому вреда, не так уж и сложно.

Я смежил веки и размеренно задышал, а Георгий Иванович поднялся со стула и сказал:

— Выздоравливай, Петя. Загляну ещё как-нибудь на днях.

Мне только и удалось, что выдавить из себя в ответ нечто маловразумительное. Мысли были заняты совсем другим.

В разряде лежачих пациентов я пробыл неделю. Перевязки перемежались физиотерапией и сверхэнергетическим целебным воздействием, а попутно меня ещё и от излишней застенчивости излечили, ибо приходилось не только справлять нужду в утку, но и терпеть гигиенические процедуры. Питался бульонами, сначала кормили с ложечки, потом начал втягивать их в себя через трубку.

Попутно меня пичкали обезболивающим, и если его дозировки постепенно становились меньше, а промежутки между приёмами лекарства — больше, то «Нейтрал-С» как давали, так и продолжили давать — капля в каплю, минута в минуту. Даже заведующему отделением при очередном утреннем обходе на это пожаловался.

Увы, понимания у него я не нашёл.

— Да будет вам известно, молодой человек, — назидательно заявил он в ответ, — что лучше всего организм восстанавливается во сне! Не следует ему мешать и уж точно не стоит заниматься самолечением. Что касается означенного препарата, то он не блокирует доступ сверхэнергии, а лишь исключает возможность сознательного управления оной. Двухнедельный курс пойдёт вам, голубчик, только на пользу.

Что я мог на это ответить? Да ничего. Собственно, меня никто и слушать не собирался: заведующий отделением отправился в соседнюю палату, свита из интернов и врачей двинулась следом. Такие дела.

Впрочем, и через неделю в разряд ходячих я переместился весьма условно, просто увезли на процедуры не на каталке, а в кресле на колёсиках. А дабы предупредить лишнюю активность, отменили обезболивающее вовсе, так что едва на стену от боли в подживающих ранах не полез. Да и в грудине из-за сломанного ребра ныло будь здоров. Но это ещё полбеды — лицо и пальцы чесались просто нестерпимо, от зуда не помогало решительно ничего.

Когда в очередной раз снимали повязки и я потребовал принести зеркало, дабы оценить состояние собственной физиономии, медсестра, прежде чем всё же решилась исполнить эту просьбу, откровенно заколебалась. Оно и немудрено: хоть и знал, чего именно стоит ожидать, всё равно передёрнуло. Струпья, волдыри, отёк, ещё и в цвете всё, не чёрно-белый снимок.

— Не самый тяжёлый случай, огонь куда больше проблем доставляет, — уверила меня медсестра, накладывая повязку теперь уже исключительно на левую сторону лица.

Я лишь понадеялся, что на собственной шкуре проверять разницу не доведётся, и эту тему развивать не стал.

На что я не жаловался, так это на отсутствие посетителей. Захаживали ко мне следователи и дознаватели всех мастей по несколько раз на дню, не обделили своим вниманием и представители контрольно-ревизионного дивизиона. Господин Суббота тоже пару раз с расспросами приходил. Но нет — ничего нового никому я поведать не смог, да и касательно перепалки с обер-полицмейстером показания давал весьма уклончивые, ссылаясь на давность случившегося. В общем, век бы таких гостей не видеть.

А вот кто своим появлением порадовал, так это Лизавета Наумовна. Я глазам своим не поверил, когда она в палату вошла. Правда, тут же услышал знакомый голос за дверью, и улыбку умерил до нейтрально-приличной. Но и так кожа в левом уголке рта лопнуть успела.

— Здравствуй, Петя!

— Здравствуйте, Лизавета Наумовна! — отозвался я, не став приподниматься, — очень уж неприятно ломило в груди, да ещё болел пресс и едва ворочалась левая рука.

Дамочка выставила чемоданчик на стол, окинула меня пристальным взглядом и вопросительно изогнула бровь.

— А что же Филипп не заходит? — спросил я, указав взглядом на дверь.

— Мешать не хочет, — улыбнулась в ответ Лизавета, раскрыла чемоданчик и вытянула из него футляр с иглами.

— У вас всё серьёзно? — поинтересовался я, хоть меня это никоим образом и не касалось.

— У нас всё было серьёзно. А теперь он пытается загладить вину, а я решаю, стоит ли пытаться склеить разбитую чашку. Что, впрочем, не мешает нам получать удовольствие от совместного времяпрепровождения.

Намёк был прозрачней некуда, и поскольку ни о какой интимной обстановке в такой ситуации речи в любом случае идти не могло, я со вздохом произнёс:

— Да зовите его, чего уж там.

Лизавета наклонилась и поцеловала меня в лоб.

— Ты просто прелесть, Петя. — Но при этом и не подумала кликнуть спутника и задрала мне распашонку, прикрыв ниже пояса простынкой. — Не переживай, Филипп просто знакомого встретил. Сейчас зайдёт, потому лежи-ка ты спокойно.

Искусством лежать спокойно за минувшую неделю я овладел в совершенстве, что и продемонстрировал, при этом уточнить всё же не преминул:

— А к чему это всё?

— Ты восьмой день под нейтрализатором, энергетические каналы сейчас предельно расслаблены. Когда ещё такой случай довести работу до эталона представится?

— Скажете тоже — до эталона… — проворчал я, с опаской глянув на иглу в руке Лизаветы Наумовны.

— Уже сказала.

Укола я даже не почувствовал, последовавшего за ним воздействия — тоже. Одна игла, вторая, третья — зубами скрипеть не пришлось. И даже когда пожаловал Филипп и принялся давать указания, какие узлы подтянуть, а какие наоборот — ослабить или сместить в сторону, разве что щекотку ощутил, не более того.

— А почему всегда не так? — поинтересовался я под конец. — Не под нейтрализатором, в смысле?