Тайна Дамы в сером - Ольга Строгова

В комнате она с удобством расположилась за столом, смахнув на пол все книги и журналы, потом раскрыла папку и принялась неспешно заполнять бланк медицинского освидетельствования.

– Прошу меня извинить, я спешу, – вежливо, но решительно заявил не пожелавший сесть иностранец, – все мои личные данные вы можете получить у майора Пронина.

– Как угодно, – весело сказала эксперт, захлопывая папку, – перейдем к делу. Снимите свитер и рубашку.

Иностранец неохотно потянул через голову свитер из тонкой кашмирской шерсти. Эксперт поправила очки на увлажнившейся переносице. Когда же он расстегнул рубашку, каким-то чудом сохранившую свежесть и чистоту, эксперт встала из-за стола и подошла ближе.

– Вы – профессиональный спортсмен? – спросила она после долгой паузы.

– Нет.

– Снимаетесь в кино?

– Нет.

– Манекенщик?

– Нет.

Каждое следующее «нет» звучало несколько суше, чем предыдущие, но эксперт не обратила на это внимания. Скользнув взглядом по гематомам на боку (лиловые розы, расцветшие на гладкой, смугло-золотистой коже), она вновь принялась изучать строение грудных пластин и рельефных мышц, вылепленных знающим свое дело скульптором.

Нет, не вылепленных – отлитых в бронзе.

Искушение прикоснуться и проверить, так ли это, было слишком велико.

А вдруг все это – обман зрения, и вместо совершенных форм – вялый, набитый жиром, поросший волосами мешок, вроде тех, на которые эксперт уже достаточно насмотрелась за свою богатую встречами жизнь.

И эксперт прикоснулась.

Иностранец удивленно взглянул на нее, потом в его темно-серых глазах отразилось усталое понимание, и он мягко отвел ее руку.

Эксперт сглотнула. В кончиках ее пальцев поселилось (и надолго осталось) ощущение горячей, словно согретой солнцем, упругой и гладкой кожи, обтягивающей литые мускулы. Все правда, без обмана.

Это несправедливо, подумала эксперт, глядя, как он одевается.

– А других повреждений у вас нет? – стараясь, чтобы голос звучал сухо и деловито, спросила она.

– Нет, – сказал иностранец.

– Вы уверены?

Сзади послышалось сдержанное покашливание. Эксперт стремительно обернулась и увидела, что в дверях стоит Пронин, с протоколом в руках, и, судя по его лицу, от души наслаждается происходящей сценой. Мало того, он еще позволяет себе отпустить замечание в ее адрес:

– Зиночка, вы на службе…

Иностранец подписывает протокол, кивает эксперту и поворачивается, чтобы уйти.

– Еще минуту, – говорит майор. Он одергивает на себе форменный китель, поправляет фуражку и становится как будто выше ростом.

– От имени и по поручению… – говорит он, обращаясь к иностранцу, – благодарю вас за оказанное содействие…

Закончив с официальной частью, он снимает фуражку, кладет ее на стол и театральным жестом вытирает со лба несуществующий пот.

– Слушайте, Ферзь… виноват, господин Роджерс, – интимным тоном продолжает он, – поехали с нами, а? Ведь самого Филина взяли! Надо же отметить такое дело! Вот и Зинаида Яковлевна с нами поедет, правда?

Эксперт, временно позабыв про все разногласия с майором, энергично кивает. Но тут же чувствует (словно за то короткое мгновение, когда ее пальцы касались его груди, между ними все же возникла некая связь), что он откажется. Очень вежливо и тактично, но – откажется.

Так оно и случилось.

– Жаль, – сказал майор на этот раз совершенно искренне. – По крайней мере, знайте, что вы всегда и во всем можете на меня рассчитывать. Не могу ли я чем-нибудь помочь вам прямо сейчас? Может, вас куда-нибудь отвезти?

– Благодарю, – отозвался иностранец, – я доберусь сам, на своей машине. Вот разве что…

– Да? – живо откликнулся майор.

Иностранец поманил его за собой в оранжерею.

– Я хотел бы приобрести у господина Мышкина эти цветы, – сказал он, указывая на спрятанную в углу, за померанцевыми деревьями, скромную делянку с подснежниками.

Майор не поверил своим ушам.

– Приобрести?! У Филина?!

– Ну нет так нет, – пожал плечами иностранец и направился к выходу.

– Постойте, – майор ухватил его за рукав, – вы меня не так поняли! Да берите хоть всю оранжерею вместе с горшками! Это все, – он сделал рукой широкий жест, – будет конфисковано в пользу государства! И я как представитель государства официально заявляю вам – берите что хотите! Можете, если угодно, считать это компенсацией за причиненные неудобства!

Когда иностранец ушел, майор сочувственно подмигнул эксперту и сказал:

– Вот чудак, тут полно орхидей, а он взял простые подснежники. Не расстраивайтесь, Зиночка. Лучше соберите и себе какой-нибудь букетик. Хотите, я вам помогу?

– Не хочу, – вздохнула эксперт. Но потом передумала и под руку с майором пошла собирать орхидеи.

* * *

Аделаиду разбудил солнечный луч, такой мощный и яркий, словно солнце успело уже набрать полуденную силу. Аделаида прикрыла глаза ладонью и улыбнулась, глядя, как пальцы по краям окрашиваются розовым.

Это была ее любимая детская игра – глядеть на солнце сквозь сдвинутые, просвечивающие пальцы. В те незабвенные времена, когда солнце было ярким, небо – ослепительно-синим, а жизнь улыбалась ей каждое утро, обещая в недалеком будущем встречу с принцем, новое шелковое платье (голубое с бисерной отделкой, не хуже, чем у этой задавалы Зюкиной из 5-го «В») и целую гору сливочного мороженого (которое категорически запрещалось маленькой Аделаиде по причине частых ангин).

Пожалуй, Аделаида поделилась бы мороженым с принцем, если, конечно, у того не было бы больных гланд; и, возможно, он согласился бы немного покатать ее на своем белом коне – в промежутке между геройскими подвигами в ее честь.

Маленькая Аделаида имела довольно смутное представление о том, зачем и для чего еще могут быть нужны принцы.

Тридцать пять лет спустя Аделаида, повзрослевшая (но не постаревшая, нет, не постаревшая ни на миг!), легко могла бы ответить на этот вопрос.

Если, конечно, у кого-нибудь возникла бы охота спрашивать, вместо того чтобы просто посмотреть на нее внимательно в это ясное мартовское утро.

Посмотреть на ее порозовевшую кожу, на легкие тени под длинными ресницами, на припухшие губы и томную, мечтательную улыбку; посмотреть, что делает эта женщина, похожая на распустившийся поздней осенью цветок, в тишине и пустоте залитой солнцем квартиры.

Подушка рядом с ней смята и еще хранит королевский аромат (солнце – грозовая свежесть – полынь). Аделаида, повернувшись, прижимается к ней румяной щекой и опускает ресницы, прячась от преследующего ее луча; ей и без того достаточно света. Мысли текут в ее голове небывало четкие и ясные, словно она открыла все окна и позволила весеннему ветру вымести оттуда весь накопившийся за долгие годы мусор.