Том 3. Письма и дневники - Иван Васильевич Киреевский

же преследуются люди с талантом, а покровительствуются люди бездарные.

Обнимаю тебя и надеюсь иметь скорый ответ.

Душевно тебе преданный Иван Киреевский.

115. А. В. Веневитинову

2 июня 1854 года

<…> Мы надеемся видеть тебя в проезд через Москву, когда ты, как говорят, поедешь осматривать твои ведомства. Очень бы хорошо было, если б жена твоя[440] приехала с тобой и если б вы побольше побыли в Москве. Особенно теперь пора оставить Петербург, с его холерным воздухом и нерусским духом, дрожащим от австрийского кулака. Цигарка испугала медведя. Здесь почти все сословия доходят до отчаяния известиями о наших уступках, а у нас, говорят не скрываясь, боятся войны и просят мира. Если правда, то можно ли оставаться здоровым в таком воздухе, который так здоров для немцев? Я воображаю, в какое негодование приходит Аполлинария Михайловна от действий этих негоголевских мертвых душ. Ее прекрасная нетерпимость к гадостям должна еще несравненно больше страдать от гадостей нравственных, чем от гадостей художественных. Потому уезжайте поскорее в глубь России хоть на некоторое время отдохнуть посреди благородных душ ревизских от духоты мертвых душ, управляющих живыми не краснея. А между тем, по дороге, заезжайте в Москву и дайте нам возможность видеть вас и удовольствие выразить лично, как много и как от всей души любим мы вас. Говоря мы, я особенно разумею меня и мою жену, а говоря вы, я разумею тебя и твою милую жену.

116. Оптинскому старцу Макарию

Июнь 1854 года

Искренно любимый и уважаемый батюшка!

Я до сих пор не мог собраться с духом, чтобы отвечать Вам на письмо Ваше от 1 июня, в котором Вы изволите отказывать мне в благословении, просимом мною на возобновление оставленного курения табаку, — ибо, признаюсь Вам, отказ этот глубоко меня огорчил и поставил в очень затруднительное положение. С одной стороны, я чувствую необходимость возвратиться умеренно к старой неумеренной привычке, слишком закоренелой и слишком резко прерванной; с другой — я знаю, что и самая полезная вещь, сделанная против Вашего благословения, должна мне обратиться во вред. Потому, прежде чем решусь на что-нибудь, прошу милостиво обратить еще раз внимание на этот предмет, который не так ничтожен для меня, как может казаться.

Прежде всего прошу Вас припомнить, милостивый батюшка, что при самом начальном решении моем оставить курение я ясно и определительно оговаривался против всякого заклятия и обета оставлять курение навсегда. Я даже решительно не принял Вашего благословения, когда Вы мне хотели дать его на совершенное оставление трубки навсегда. Потому в этом отношении я не могу почитать себя ничем священным. Оставлял же я курение не по причине физического здоровья моего. Ибо, несмотря на всю неумеренность моей привычки, я не замечал от нее никакого вреда. К тому же эта привычка была так сильна, что, кажется, я не нашел бы сил в себе оставить ее для такой бедной причины, каково физическое здоровье.

Я курил с 13-летнего возраста до 46 лет беспрерывно и так много, как, может быть, никто, кроме меня, не курил. Я ни на минуту не дышал другим воздухом, кроме табачного дыма. Ночью, когда просыпался на 10 минут, то закуривал трубку и засыпал с нею. Днем ни при каких занятиях не оставлял ее. Я не ездил в те дома, где не мог курить. Если же в редкие случаи когда-нибудь должен был оставаться без трубки, то не только физически страдал, но и ум мой был связан, мысли не двигались свободно и память ослабевала. Так постоянно возбуждал я свои нервы табачным дымом в продолжение более 30 лет.

Наконец, после болезни, в которой я курить не мог, я вознамерился воздерживаться от трубки с тою мыслию, что дыхание чистым воздухом может будет полезно для внутренней деятельности ума моего, тем более что и Вы, и митрополит, и другие святые старцы говаривали против излишнего и неумеренного моего курения, а мне казалось легче совсем прервать привычку, чем ограничить ее умеренность. Но о физическом здоровье притом я почти не думал. Теперь же, после двухлетнего опыта, я вижу, что ошибся в своем ожидании. Моя привычка была так сильна, что уже обратилась мне в природу. То состояние умственной сдавленности, которое я испытывал прежде, когда на время оставил трубку, и теперь, после двух с лишним лет, чувствуется мною. Я нахожусь обыкновенно в состоянии человека, на которого, как говорится, нашел тупик. Я затрудняюсь в мысленных движениях.

Часто ищу самого обыкновенного слова. Иногда, начиная говорить, я с трудом удерживаю в памяти конец того, что хочу сказать. Иногда замечаю, что посреди разговора я задумался не от увлечения какой-нибудь сильной мысли, а от слабости, с которою переворачиваю обыкновенные. Ежедневно почти собираюсь писать задуманное сочинение и до сих пор не написал ничего, с трудом собирая мысли. Но в то же время как умственная деятельность моя ослабела, страстная сделалась еще раздражительнее.

Вот причины, милостивый батюшка, по которым я вознамерился опять возвратиться к курению, тем более что, надеюсь, после двухлетнего воздержания Господь даст мне силы сохраниться в границах умеренности при помощи Вашей святой молитвы. Но не только это — я ничего не хотел бы сделать важного без Вашего благословения. Оттого и просил этой милости и теперь усердно прошу, т. е. святого благословения Вашего, но не разрешения, ибо не считаю себя в этом деле связанным. Если же мой ум и память ослабели не от резкого перелома 30-летней привычки, но независимо от того, как прежде наказание Божие за худое употребление Его даров, и при возобновлении курения не возвратятся в прежнюю живость, — то умоляю Вас, милостивый батюшка, помолиться обо мне, чтобы Господь простил грехи мои.

С нетерпением ожидая ответа Вашего и испрашивая Ваших святых молитв, остаюсь преданный Вам Ваш покорнейший и духовный сын И. Киреевский.

117. Оптинскому старцу Макарию

6 июля 1854 года

Искренно любимый и уважаемый батюшка!

Сейчас прочел я Ваше письмо из Калуги к Наталье Петровне и теперь же хочу поздравить Вас с получением наперсного креста. Хотя я и знаю, что ни это, ни какое видимое отличие не составляют для Вас ничего существенного и что не такие отличия Вы могли бы получить, если бы сколько-нибудь желали их, — однако же все почему-то очень приятно слышать это. Может быть, потому, что это будет приятно для всех любящих Вас. Мы всегда видели, как Вы внутри сердца Вашего носите