Вспомни меня - Челси Бобульски

алую жидкость, льющуюся по моему торсу, застывающую в густые тёмные капли, стекающие по моему платью. Ткань больше уже не белая и воздушная, а красная и тяжёлая от крови.

Лон утыкается носом в мою шею, отводит мои волосы в сторону.

— Я не позволю тебе жить долго и счастливо, моя дорогая, — говорит он мне. — Не тогда, когда ты так эгоистично украла мою жизнь.

Отец делает шаг вперёд, протягивая руки. Из его уха вылезает таракан и шлёпается на потёртое плечо похоронного костюма.

— Пора возвращаться домой, милая.

Бенни берёт меня за руку, его губы трескаются, а мёртвые глаза остекленели, когда он говорит:

— Это больно всего лишь секунду, Лия. Потом это похоже на полёт.

Слёзы выступили у меня на глазах. Я наклоняюсь к нему и обхватываю рукой его холодную, костлявую щёку.

— Прости, что мне пришлось оставить тебя, Бенни.

Он улыбается Лону, как будто они участвуют в этом вместе. Но затем Бенни наклоняется вперёд, складывает ладони рупором и шепчет то же самое слово, которое он сказал мне в бельевом шкафу.

— Беги.

Я просыпаюсь, моё сердце бешено колотится.

В комнате кромешная тьма. Я хватаю телефон с прикроватной тумбочки и, используя его свет, ковыляю в ванную, тяжело дыша.

Первое, что я проверяю при свете в ванной, это свою пижаму, но на ней нет крови, хотя я всё ещё чувствую, как она липнет к моей коже. Из груди также не льётся кровь, хотя я всё ещё чувствую, как она стекает на пол.

Всё моё тело начинает трясти. Я ударяюсь головой о дверь и соскальзываю на холодный кафель, смахивая руками кровь, которой там нет.

Я не хочу плакать. Не хочу доставлять этому больному ублюдку такое удовольствие. Но слёзы всё равно текут, горячие, быстрые и удушающие.

За дверью скрипит папин матрас, и я поспешно включаю кран, чтобы скрыть рыдания. Меньше всего мне хочется объяснять это, хотя уверена, что папа понял бы, если бы я сказала ему, что слёзы вызваны кошмаром, или если бы я сказала, что это из-за мамы, что даже не было бы ложью. Но он будет волноваться, а я не хочу, чтобы он беспокоился обо мне.

Уже нет.

Я задумываюсь, уставившись на свой телефон. Красные отпечатки пальцев покрывают экран. Я переворачиваю руку — ту, которую прижимала к груди во сне.

Засохшая кровь вьётся через трещинки на моих ладонях, осыпаясь на кафель, как кусочки старой краски.

ГЛАВА 50

НЕЛЛ

— НЕЛЛ? — СПРАШИВАЕТ ПАПА. — ВСЁ В ПОРЯДКЕ?

Я поднимаю взгляд от недоеденного рогалика. Папа сидит напротив меня, морщины беспокойства пересекают его лицо. Остальная часть комнаты медленно входит в фокус, заменяя образы моей разлагающейся семьи и ночной рубашки, пропитанной кровью.

— Хм? — спрашиваю я.

Папа хмурится ещё сильнее.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Ох. Эм, да, — я качаю головой. — Плохие сны.

Папа откусывает кусочек от своего сэндвича с яйцом.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Всё в порядке, — говорю я, ковыряя свой рогалик. — В них не было никакого смысла.

Он кивает, затем откидывается на спинку стула, заложив руки за голову, и смотрит в окно на солнце, поднимающееся над пляжем.

— Разве тебе просто не нравится здесь?

Дело в том, что мне нравится. Мне не понравилось, когда я впервые приехала сюда, на пароме в 1907 году, когда это было не более чем место, где я проведу свои последние оставшиеся месяцы в качестве Сарджент, прежде чем потеряю последние крохи свободы и стану вон Ойршот. Но всё изменилось, как только я встретила Алека. Палаточный город; пляж; тайные, скрытые места в «Гранд Отеле», где мы с Алеком могли быть вместе без страха — вот в этот остров Уинслоу я влюбилась.

И независимо от того, что произошло с тех пор — независимо от того факта, что Лон тоже здесь, наблюдает за мной, вторгается в мои мысли, угрожает каждому моему вздоху — этот отель вернул меня к Алеку. Это дало нам больше времени, чем предполагала пуля Лона. Это волшебное место.

Я не хочу снова покидать его.

— Итак, малышка, — говорит папа. — Четыре недели до твоего семнадцатилетия. Ты подумала о том, что как хочешь отпраздновать?

Мой день рождения. 8 августа. Спустя два дня после убийства Аурелии. Через три дня после того, как мы с Алеком возвращаемся в 1907 год и повторяем всё сначала.

Я хочу верить, что буду здесь, чтобы отпраздновать это событие. Хочу верить, что на этот раз мы действительно сделаем это. Снимем проклятие. Но это игра Лона. Он играл в неё уже семь раз и ни разу не проиграл. Я практически слышу его голос, говорящий мне ничего не планировать, что к тому времени меня уже не будет, и папа даже не вспомнит, что у него была дочь, которую нужно оплакивать.

Итак, показывая Лону гигантский средний палец, я говорю:

— Да. Давай устроим вечеринку с пиццей, только ты и я.

— Ты уверена, что это всё, чего ты хочешь?

Я смотрю в окно на пышные пальмы и яркие тропические цветы, колышущиеся на ветру. На нетронутый песок и волны с белыми шапками, набегающие на берег.

На тёмную фигуру, стоящую позади меня, отражающуюся в стекле.

— Абсолютно.

* * *

От меня Максу мало пользы, хотя он этого и не замечает. Несмотря на то, что он сказал, что это ничего не изменит, он игнорирует меня с момента нашего вчерашнего разговора. В любое другое время это бы меня обеспокоило, но, оказывается, Макс действительно продуктивен, когда не тратит своё время на флирт.

Он делает для меня поблажку, даже не задумываясь об этом.

Дело не в том, что я не пытаюсь выполнить работу, но мой разум находится на столетие в прошлом, и каждый раз, когда я пытаюсь сосредоточиться на документах и фотографиях передо мной, новая идея вспыхивает в моей голове, как камера, и я тайком достаю блокнот, чтобы записать её.

Воспоминания продолжают приходить ко мне, хотя большинство из них отрывочны и противоречивы. В одну секунду я вспоминаю что-то из своих дней, когда была ветреной девушкой, а в следующую — вспоминаю, как теребила свои волосы в зеркале и видела лицо Лона, смотрящее на меня в ответ.

Я всё ещё не уверена, что некоторые из моих идей пришли из воспоминаний, были ли они опробованы или обсуждались раньше, но я всё равно записываю их, и к концу дня у меня их пять. Пять надежных способов попытаться победить проклятие. И я не имею