Перебежчик - Фридрих Незнанский

– Ну что вы, какие пустяки, – сказал я. – Какой-то там договор… Я про другое хотел узнать. Вы все-таки доверенное лицо Баха…

– Сейчас я в опале, – вздохнул Лекарский. – И до сих пор не знаю, радоваться этому или печалиться.

– Но мы-то вам не давали отставку, – испугался я.

Все-таки это был свой человек в лагере нашего патрона. К тому же с манерами интеллигента-предпринимателя. Не хотелось бы так сразу его лишаться.

– Спрашивайте, – покорно произнес Аркадий Валерьянович. – Вы мне симпатичны, как и Вячеслав Иванович. Все, что смогу.

– Так вот, как доверенное лицо Баха… Можете вы что-то сказать о назначении Петра Савельева старшим следователем в известном вам деле? С чьей подачи, по крайней мере?

– Вопрос интересный, – отметил Аркадий Валерьянович. – Что-то такое припоминаю… Ну да, Бах в тот день был пьян, что редко с ним случается. Матерился, что случается, правда, чаще. И говорил об этом бабнике Савельеве, которого он знал по прошлым делам… Мол, тот сам позвонил ему и сказал, будто его назначили расследовать дело, в котором замешан Игорь. Бах понял это так, что Савельев запутался в своих денежных долгах. Ибо постоянная смена жен и любовниц очень дорого стоит. И вот он решил на этом деле подзаработать. Мол, ничего не стоит замять это дело об участии вашего сына, если сойдемся в цене.

– И вы об этом до сих пор молчали? – воскликнул я, глядя на Вадима и как бы призывая его взглядом тоже возмутиться.

– Все это бездоказательно, – вздохнул Лекарский. – И не очень красиво. Бах велел мне об этом молчать. Опять же дело в том, что он не допускал и мысли о вине сына. Он не верил, что Игоря могут посадить. Все-таки есть свидетели, которые видели, как его сына силком затаскивали в этот лифт.

– Их теперь не заставишь и слова вымолвить, этих свидетелей… – сказал я.

– Он знал, что Игорь влюблен в Олю Реброву, но это платоническая влюбленность, не больше того… Даже стихи о ней писал. Но ей не показывал. Чувствовал, понимал всю безнадежность своего чувства.

– А эти стихи мы сможем увидеть? – спросил я.

– Чтобы потом зачитать их на суде? – хмыкнул Лекарский. – И растрогать прокурора? Не смешите. Скорее там найдут фрейдистские мотивы его поведения… И превратят в обычное издевательство. Так вот, Савельев запросил непомерную сумму. Бах потом удивлялся: ну и наглец! С его-то долгами, в его-то безвыходном положении и такие претензии… Теперь жалеет об этом. Он даже не предполагал, чем это все обернется.

– Странно для такого прожженного дельца, – пробормотал я. – И вы говорите это о человеке, который столько раз вмешивался в ход расследования… А в случае с сыном он что, действительно поверил в бескорыстность правосудия?

– Он верит в невиновность сына. Ищите здесь объяснение.

– Он потом пытался повлиять на Савельева? – спросил я.

– Лучше я вам ничего не отвечу, – сказал Лекарский, помявшись. – Какое теперь это имеет значение? Ну пытался. Разве можно осудить отца, пытающегося спасти сына?

– И все-таки, – сказал я, – вдруг эта информация повлияет на судьбу Игоря?

– Ладно, скажу больше… Я вспомнил еще кое-что. Но это глубоко между нами… Через какое-то время Бах предложил Савельеву те же деньги, что тот запрашивал. Тот сказал, не без сожаления, что уже поздно. Он ничего не может исправить. – Лекарский помолчал. – Но я вам ничего не говорил, вы поняли?

– Понятно, – ответил я. – А все-таки, Аркадий Валерьянович, тут мой коллега толкает меня в бок: какая сумма прописью проставлена в нашем договоре? И когда мы могли бы ее получить?

– Передайте ему от меня привет, – Лекарский пытался шутить. – И объясните от моего имени, что Бах за всем следит и благоприятно отзывается о вашей работе. Могу также вас заверить, что Бах умеет быть благодарным. Иначе я давно бы прервал наше с ним сотрудничество. Иногда мне удавалось уладить некоторые его деликатные и щекотливые проблемы…

– Спасибо за информацию…

– Кстати, я вот что подумал, Юрий Петрович, – прервал он меня. – Насколько я знаю, вы ищите Савельева, который, похоже, все поменял и прервал все свои связи. Он прячется, не так ли?

– Похоже на то, – сказал я, – правда, пока не понимаю от кого. И сам ли прячется или его спрятали?

– Дело в том, что моя супруга неплохо знала его последнюю жену, Алину Вербицкую… Какой-то нехороший у них произошел разрыв, понимаете? На почве ревности. У нее даже был скандал с его новой пассией.

– Он всегда пользовался успехом у женщин, – согласился я и подумал, что, слава Богу, такого рода скандал между Катей и Наташей не предвидится. Подумал почему-то с грустью. Кажется, я теперь не нужен им обеим.

– И он этим пользовался, хотите вы сказать?.. – спросил он. – Что ж, человек он неординарный, талантливый. Но уж очень распущенный… А такие, к сожалению, женщинам нравятся. Так вот я подумал, моя супруга смогла бы вам помочь найти его последнюю жену. Может быть, она подскажет, где или у кого следует его искать… А уж дальше вы сами.

– Заранее вам признательны, – поблагодарил я его. – Только вам не кажется странным, что мы вдруг заговорили о нем в прошедшем времени?

– Мне это не кажется случайным, – ответил он. – Я вам перезвоню через некоторое время, как только что-то узнаю у своей жены.

– И что интересного он тебе рассказал? – нетерпеливо спросил Вадим, едва я положил трубку. – Какова сумма договора?

– Потом, потом… – отмахнулся я. – Есть один весьма интересный момент. Савельев сам звонил Баху и рассказал о своем назначении на расследование этого дела, представляешь?

Вадим присвистнул.

– Теперь следи за мной, чтобы я ничего не пропустил, – продолжал я. – Сначала прокуратуре это дело было навязано. Потом Савельева назначили через голову Турецкого. И наконец Савельев позвонил Баху и назвал цену, за которую готов развалить это дело.

– Ничего себе… – Вадим снова присвистнул.

– А цена была непомерной, понимаешь? Даже Баха он удивил своей жадностью. И своим упрямством. Тем более Савельев к тому времени уже запутался в своих бабах и долгах… И его положение было безвыходным. Понятно, почему он решил продаться, но непонятно, почему он упорно торговался. Ведь он рисковал не получить от Баха, уверенного в невиновности сына, ни копейки! Они так ни о чем и не договорились, понимаешь? А тебе это что-нибудь говорит?

– Мне – нет, – с вызовом ответил Вадим. – А тебе?

– Ну да, когда в голове только одно – сумма прописью совсем другого договора… – хмыкнул я. – О чем еще тут думать? Неужели ты не понимаешь, если у него долги и положение отчаянное, а он все равно стоит на своем…

– Значит, ему до этого уже предложили определенную цену, чтобы посадил Игоря. А с Баха он затребовал еще больше, чтобы Игоря освободить от ответственности, развалив это дело, – продолжил Вадим. – И потому торговался до последнего, будучи уверен, что так или иначе, не с того, так с другого, больше или меньше, но свой куш он сорвет.