Изгои - Денис Владимиров

и привычное высокомерие на морде и отчего-то твердая уверенность, что сама планета вертелась вокруг него. На Турина он даже не смотрел, а тот делал вид, что не замечал ничего. Поддержка? Маги у остроухого тоже не вызвали никакого интереса, он лишь брезгливо мазнул взглядом по Раене, а также ее двух коллегах, возникших будто из ниоткуда.

«Его поступки не противоречат правилам?», — по закрытому каналу спросил у лэрга.

«Он в своем праве. Он ведь тебя никак не задевает. Вот если нападет, тогда развяжет нам руки или после дуэли попытается мстить. Но постарайся его особо не злить», — пришел ответ.

Все предельно ясно.

— Я — глэрд Райс глава Дома Сумеречных, заявляю со всей ответственностью, ты не будешь сегодня опечален. Твои подопечные не пострадают… — сделал паузу. Сотник удивился безмерно, в глазах прочел, как так? Вот так! Маги выражали эмоции более заметно, дер Вирго два раза хлопнул ресницами, а дер Ингертос, приподнял левую бровь. Раена же едва рот не открыла от изумления, ведь колдун ей рассказал, что эльфы плохие и враги, и что я их всех убью за паскудство. На лице нелюдя промелькнуло выражение удовлетворения и желания меня потрепать по щеке. Его спутники переглядывались злорадно и торжествующе, а на меня с брезгливостью — а герой-то и не герой вовсе. Пауза затянулась, а я продолжил, спокойно и размеренно, — Они сегодня умрут. Все. И в большей мере страшно. А ты будешь рыдать, стенать и проклинать себя, что не дал им должного воспитания, не объяснил, что Империя могла растереть в пыль все Леса, Чащобы и Острова, сжечь их. В те далекие времена, когда эльфята из младшей ветви твоего Дома сосали мамкины сиськи… или что вы там сосете в сопливом детстве. Я просто не знаю, никогда не интересовался, — натянул извиняющуюся гримасу и развел руки, — И только потому, что вы на пузе приползли к нам, в пыли, грязи и дерьме, утирая кровавые слезы, стеная и моля, наш мудрый Император явил милость и позволил вам дышать и существовать. Не задавил. Но вы, видимо, восприняли его доброту за слабость, учитывая крамольные слова твоих воспитанников. Однако запомни, вырежи себе на лбу, чтобы каждый раз, когда смотрел в зеркало, а ты перед ним крутишься постоянно, чтобы до тебя доходила простая истина: оскорбляя устои нашего государства грязными ртами, а другие не могут произнести гадостей, — вы оскорбляете каждого законопослушного аристо, каждого простолюдина, каждого гражданина Империи, независимо от расы, и даже наших рабов. И такое без ответа никогда не остается. И падет на головы непочтительных кара жестокая.

Эльфу явно не без труда удалось совладать с собой, особенно, когда я упомянул сцену сдачи, к остальному остался почти равнодушен.

— Они ничего не говорили против Империи и Императора, все это домыслы и наговор! — выдавил из себя.

— Вот и проверим, что боги скажут, — не стал спорить я, — Или ты сомневаешься в их воле?

— Если с голов членов Янтарной розы упадет хоть волос, то… — многозначительно оборвал фразу и посмотрел с деланным безразличием, справляясь с яростью.

А я продолжил:

—…то их меньше будет в попоне моего лирнийского варса. И я готов с этим смириться, потому что ниже моего достоинства собирать их с площади, — ропот среди соратников оратора, а лэрг морщился, а дер Ингертос и дер Вирго откровенно ухмылялись.

— Ты не понимаешь, видимо, серьезности положения, аристо, — мгновенно побледнев, почти прошипел незваный гость, — Думаешь, тебя кто-то защитит темными ночами? Или твоих близких?

— Знаешь, эльф, — сообщил я задумчиво, посмотрел в небо, затем на четки, улыбнулся сам себе, — Мудрецы говорят, есть две вещи, на которые можно смотреть вечно, это как течет вода и… и как горит лес. Вечный лес, — если до этого маска безразличия дала трещину, то теперь она сползла, обнажив гнилую злобную суть, перекосившую красивое лицо.

— Ты! Я! Да, я… — задохнулся он. Видимо, не привык к такому отношению. Все вокруг спины гнули.

— Мы! Он! Она… — перебил, передразнивая интонации, затем продолжил с самой возможной благожелательной улыбкой, — Странно, мне говорили, что представители твоей расы очень красноречивы, а ты будто уроки риторики брал у овец. Не те это учителя, чей стоит перенимать опыт, ой, не те… Поэтому, Раинхель ле Руас из Великого Дома Серебряной ядовитой орхидеи, советую всегда с умом выбирать наставников. Ведь именно они — залог успеха в будущем. Его фундамент. Жаль мы не повстречались раньше, и я не дал тебе этого доброго совета, идущего из глубины души. Тогда ваша младшая ветвь, возможно, получила бы достойное образование. Теперь, увы, поздно что-то менять, если только в царстве Мары не открыли университеты хороших манер.

— Ты забываешься, аристо! — подал голос эльф из свиты, с такой же мазней на броне, что и у главного, а тот молчал и бледнел, — Не смей говорить с почтенным Раинхелем в таком тоне…

— Когда я говорю, чернь молчит и внемлет! — оборвал оратора, и не дал развиться возмущенному воплю в осознанные слова (если что вернемся, и еще одному остроухому подведем правильные вещи к носу), — Но я не закончил мысль. Так вот, есть на свете еще более замечательные вещи, чем вода и огонь, например, я люблю наблюдать, порой из первых рядов, как расцветают цветы. Особенно в ваших домах. Это апогей всего… Чудо, настоящее маленькое чудо. Красота. И неважно, когда происходит это событие, светлым днем или темной ночью. Им можно любоваться вечно. Не правда ли, Раинхель?

Тот постарался натянуть прошлую маску презрительной невозмутимости и не терять ее.

— Несмотря на то, что редкий человек может это оценить, понять саму суть этого великолепного процесса, его естество… Но все именно так, аристо, — будто кость собаке бросил словеса.

— Отлично! — изобразил я радость и воодушевление, — Наконец-то я нашел того, кто меня понимает. Вот он настоящий ценитель, который тоже знает, что цветы Тьмы и Хаоса безупречны в любое время суток! — остроухий вместе со спутниками поперхнулись, людишки в свите не остались в стороне, а я продолжил с полуулыбкой, — Думаешь, тогда тебя что-то защитит, эльф, или твоих близких?

— Не играй со мной, глэрд! — совсем змеей зашипел тот.

«Ты что творишь? Его нельзя трогать! Можешь убить того, который влез в диалог!», — пришло возмущенное от лэрга, а сам он делал страшные глаза. Я еще не начал. А вы, интриганы, в следующий раз сто раз подумаете, как меня вплетать в свои дела без права отступления и не информируя заранее.

— И не подумаю. Учитывая, что некоторые представители твоей расы под этим термином понимают. Не так давно убитый мною светлый эльф, который охранял вот эту гнилую ветвь, — указал пальцем на беспечно смеющихся дуэлянтов, — Говорил, что под ним во время игр все стонут, как шлюхи. Прости меня, эрлглэрдесса, что оскорбил твой слух дословной цитатой, — та озорно мне подмигнула, мол, и не такое слышали, — Мне даже стало страшно за своего пса. Не малых трудов, стоило уговорить твоего родича не трогать питомца, не играть с ним. И только тогда, когда я заклинал его богами, он пошел мне на встречу, заявив прилюдно: «Я не буду драть твою собаку!». Все так и было. Клянусь кровью! — пламя на кулаке вызвало не только ропот, но и изумленные глаза большинства из присутствующих, особенно в стане противника. Взгляд же лэрга говорил: «и почему я не в курсе?», журналистка открыла рот, в глазах азарт, а сама девушка напоминала борзую, — А настроен этот оставшийся безымянным воин из младшей ветви твоего Дома был очень решительно. Я бы сказал, «крайне». Поэтому, эльф, я не играю с тобой, а лишь делюсь мудростью, которая, увы, но несмотря на долгие лета, дарованные вам богами, часто проходит мимо, оставаясь уделом меньшинства.

«Я не смогу выйти за тебя сражаться с ним! Мне нельзя! Он опасен! Невидимость не поможет!», — лэрг продолжал сигнализировать.

— Все я больше не намерен это терпеть! Если ты победишь, то я вызываю тебя на дуэль! За оскорбление всего эльфийского народа!

— Не много ли ты на себя берешь, защитник? И чем я оскорбил целый народ? Скажи прилюдно.

— Ты сказал, что мы… мы… с собаками!

— Разве? Зачем именно ты пытаешься выставить в глазах общественности всех добрых эльфов насильниками домашних животных и скота? — у визави через мертвенную бледность лица, стали проступать красные пятна, но я не дал вставить ему слово, — Несмотря на длинные уши, ты еще и оглох к закату своих дней? Или память начала подводить? Я сказал «некоторые представители вашей