Гардемарины. Закон парности - Нина Соротокина

Он поднял голову, мнимый кучер уже рылся в его саквояже. Как и следовало предположить, его интересовало не столько золото, сколько тайная бумага, которая лежала на самом дне. Кучер с жадностью схватил послание к Фридриху из Лондона и углубился в чтение.

— Хорошая новость, Сашка! Англичане отказываются воевать с нами на море. Во всяком случае в эту кампанию.

— Ненавижу… — Сакромозо показалось даже, что он проскрежетал зубами, разжигая в себе злость, но тут же понял, что настоящей злобы не было, а был только истерический озноб, вызывающий желание хохотать в голос. Ну не глупейшая ли ситуация — быть схваченным собственным кучером, а в качестве ценнейших сведений подсунуть противнику магическое гадание сумасшедшего магистра и наглый ответ англичан, который наверняка уже известен в Петербурге. «Я испровергну все ваши желания, господа! — он уже хохотал, не скрываясь, — к вашему маленькому, поганому щастию!»

— В карету его. Пора ехать.

Сакромозо подняли, как куль, уложили на прежнее место. Ноги тоже, идиоты, связали. Второй, тот, что с пистолетом, сел напротив, и рыцарь мог его, наконец, рассмотреть. Батюшки, да это Белов!

— Откуда вы тут взялись, друг мой? — стараясь выглядеть спокойным и в меру удивленным, воскликнул Сакромозо.

— С неба упал, — буркнул Александр. — Если будете орать, засуну в пасть кляп. Понял? — пистолет его был направлен прямо в живот рыцаря. — Если встретим прусский разъезд, я дам вам ваши документы, предъявите их. Скажете еще, что везете пленного русского офицера, но заблудились.

— Как же я покажу документы, если у меня руки связаны?

Нервы Сакромозо сдали, и в животе его странно и неприлично забурчало, правильно говорят, что внезапный испуг приводит к расстройству желудка. Но он же не испугался! Он все время себя контролировал. Видимо, недостаточно…

— Руки я вам успею развязать, — сказал Белов и умолк, напряженно глядя в лицо Сакромозо.

Лес кончился, пошли поля, опоганенные войной. Земля эта была как бы ничейной, крестьяне ушли из сожженных деревень; армиям, как прусской, так и русской, здесь было нечем поживиться, мародеры подчистили все до дна.

Сакромозо устал делать вид, что спит, руки за спиной стали чугунными, потом совсем онемели, предательски стала ныть печень.

Каждая рытвина на дороге отзывалась острой болью в затылке.

— Вы не могли бы связать мне руки как-нибудь иначе? Спереди, например? — вежливо спросил Сакромозо.

Белов не обратил внимания на его слова. Так же учтиво рыцарь поинтересовался, почему ему вероломно схватили, зачем связали? Белов молчал и только на вопрос: куда же его везут с такой поспешностью, ответит неожиданно злобно:

— В Сибирь. Самое вам, поганцу, там место! Будете дружить с туземцами и медведями.

Бурчание в животе неожиданно смолкло, но Сакромозо почувствовал, что похолодел весь, слова о Сибири звучали вполне правдоподобно.

— Почему вы меня так ненавидите? Когда-то мы отлично ладили! Что изменилось? Воюют два государства, не поделили сферы влияния. Это бывает… Но зачем примешивать личные взаимоотношения к военному спору нескольких стран?

Белов меж тем переложил пистолет в левую руку, сжал коленями ноги Сакромозо и перерезал ножом веревки. Рыцарь блаженно потянулся, быстрыми суетливыми движениями потер, словно ополоснул, кисти рук. Белов усмехнулся, великая княгиня Екатерина очень точно описала этот жест. Руки его были тут же опутаны веревкой почти до локтя, но с лица Сакромозо не исчезло довольное выражение, если руки лежат на коленях, жить можно!

— Вы циник, Сакромозо, — сказал, наконец, Белов, — но в одном вы правы. У меня есть к вам, так сказать, личная и вполне законная ненависть. Я познакомился с вами очень давно, хоть вы ничего не знали об этом. И не видя вас, поклялся отомстить. Это было десять лет назад, в России.

— Так мы познакомились в Петербурге?

— Вот именно. Познакомились… По вашей вине в темницу попал невинный. Я друг и доверенное лицо князя Оленева! — голос Александра зазвенел. — И теперь готов расплатиться с вами сполна.

— Вот глупость какая! — бросил граф небрежно. — Я и думать об этом забыл. Это же не я упрятал вашего князя в крепость. Насколько я помню, он сам явился к великой княгине на свидание, а потом, чтобы не запятнать честь дамы, решил поселиться в крепости навечно. Это его право, — Сакромозо вальяжно откинулся на спинку сиденья. — А что по-вашему должен был делать я? Явиться в русскую крепость и сказать, что вместо меня сидит другой человек? Мол, выпустите его, я займу его место. Так, что ли? — он откровенно издевался над этой старой историей, и над Оленевым, и над собеседником.

Белов даже передернулся от ненависти.

— Вообще-то порядочные, честные люди так и поступают, — пистолет ходил ходуном в его руке.

— Ну, не вам говорить о порядочности! — Сакромозо очень не нравилось мелькание пистолета перед глазами, но он уже не мог остановиться. — Вы захватили меня обманом, ограбили и связали, как разбойника!

Он не успел кончить свою оскорбительную речь, Александр бешено заколотил в передок кареты, и как только она остановилась, открыл дверцу, выбросил Сакромозо наружу и сам бросился вслед за ним. В мгновение веревки на ногах и на руках пленника были разрезаны, эфес шпаги уткнулся в его вялую ладонь.

— Защищайтесь, сударь! — Белов уже стоял в позиции.

Лядащев кубарем слетел с козел.

— Сашка, прекрати немедленно!

Но шпаги уже скрестились. Несмотря на грузность, Сакромозо фехтовал очень недурно, видно, в молодости у него был неплохой учитель, во всяком случае, первый выпад Александра он отбил не без изящества.

— Я не успел сказать вам, что все люди братья! — со смехом изрек Сакромозо. — Это главная заповедь масонов. — Он уже входил в азарт, даже ноздри слегка затрепетали в предчувствии возможного освобождения. Сейчас он прикончит этого нервного дурака, а потом рассчитается с мнимым кучером!

— Я тебе покажу брата! — Белов сделал новый выпад.

Недавняя контузия сделала свое черное дело, он не ощущал в ногах прежней легкости, да и кисть, сжимающая эфес, утратила былую подвижность. «Главное, не злиться! — приказал он себе. — В бою надобно быть веселым!»

— Сашка, одумайся! — кричал Лядащев, прыгая вокруг дерущихся. — Если он тебя пырнет, я его один не довезу! У тебя после контузии ноги заплетаются!

— Я его сам пырну!

— Ты что, сдурел? Он мне живой нужен! Развели тут спектакль. Прекрати немедленно!

Наконец Лядащев тоже вооружился шпагой и стал фехтовать попеременно с Беловым и Сакромозо. Втроем честной дуэли не сотворишь, бой ушел в песок.

Вторая перебранка возникла вечером у костра, на котором Лядащев ловко готовил горячую похлебку.

— Если ночью не наткнемся на какой-нибудь дурной отряд пруссаков, то утром будем у своих, — приговаривал он, кроша в котелок лук. — Ночью самое милое дело ехать, если, конечно, в канаву не угодишь. Ночи, правда, лунные.