Три пятнадцать - Джослин Джексон

– В лесу за нашим домом у моей мамы есть секретный шалаш на дереве. Лиза – друид, по крайней мере, так себя называла. Она частенько ходила в походы, типа чтоб уединиться с деревьями. – Я сделала паузу и нервно сглотнула. – В прошлом году я однажды тайком за ней увязалась. Хотела увидеть, чем занимаются друиды…

Прежде я никому об этом не рассказывала, даже сама старалась не вспоминать.

– Настоящие друиды приносили человеческие жертвы, – заявила Патти бодро. – Ну, в давние времена. Вырывали у людей сердца, жарили и сжирали.

– А ты с ацтеками не путаешь? – спросила я.

Ни тревоги, ни смущения я не чувствовала. Патти намекала, что даже если я видела, как Лиза ест человечину, то ничего страшного в этом нет. Вообще-то сцена, которую я подглядела, не была страшнее каннибализма, хотя, наверное, мерзее.

– Ну и что? Чем занимаются друиды? – спросила Патти.

– Поможешь мне найти шалаш на дереве? – выпалила я, не позволив ей задать следующий вопрос.

– Х-ха! – ответила Патти.

В переводе с утятниковского это странное слово обозначает «А то! Еще как!». Я не сомневалась: что бы мы ни нашли – дневник, письма моей биологической матери, мои детские фотографии, сделанные до похищения, или ничего вообще, – Патти не слишком удивится. Она не включит шизанутую ищейку, не кинется по следам и насильно никуда меня не потащит. Она позволит мне решить самой.

Мы спустились с дуба. Патти считала, нужно предупредить Босса, чтоб не волновалась, мол, мы идем гулять, – на случай, если позовет. Сама она могла хоть в час ночи дунуть на велике в магазин за конфетами, и никто бы не спросил, куда это она собралась, поэтому бесившее меня желание Босса ежесекундно меня контролировать казалось ей страшно трогательным.

– Зачем терять время? – удивилась я. – Босс знает, что мы на улице. Там мы и будем, только чуть дальше, чем она думает.

Мы с Патти шмыгнули в кусты и уже через две минуты отыскали начало извилистой лесной тропки, по которой я год назад кралась за Лизой. Не знай я, что тропка здесь, мы бы в жизни ее не нашли. Она раз пятнадцать исчезала, появлялась снова и петляла, петляла. Тоненькая тропка, густой лес – незаметно преследовать Лизу было несложно. Тропку я отлично помнила и сейчас шла так быстро, что Патти аж запыхалась. Она хоть и тощая, но совсем не спортивная.

– Здесь недалеко, – объявила я.

– Расскажешь, чем занимаются друиды? – спросила Патти. – Я тебе самое плохое о себе рассказала.

– По-твоему, кости во дворе и то, что меня украли, не самое худшее?

Патти покачала головой:

– Об этом Роджер знает. В смысле, ты расскажешь мне свой секрет, ты ж мой теперь знаешь.

Если честно, мне хотелось с кем-то поделиться. Не с Роджером, нет, это дохлый номер, и не с Боссом, она говном изойдется и убьет Лизу. А вот с Патти, наверное, можно.

– Хорошо, только, чур, не останавливаться! – попросила я, потому что рассказывать, глядя себе под ноги, казалось легче.

Схватив Патти за руку, я потащила ее вперед, только скорость немного сбавила.

– Я кралась за Лизой до самой поляны. По-моему, шалаш именно там. Я слышала шорох – наверное, Лиза разводила костер, – и уже собралась домой, когда она заговорила. Я подумала, что она разговаривает с псом-приемышем, которого привела с собой, или затягивает ритуальную песнь, но тут ей ответил мужской голос. Наверное, мужчина подошел с другой стороны.

Еще я слышала Лизин смех, громкий и хриплый, но об этом умолчала.

– Я сошла с тропки, подползла ближе и сквозь кусты посмотрела на поляну. В глубине поляны растет большой дуб. Лиза развела под ним костер и стояла рядом, с мужиком.

Ту сцену я помнила отлично, словно подсматривала за Лизой вчера, а не много месяцев назад. Лиза выпростала голую ногу из-под прозрачного сари, обвила ею того здоровенного мужика и выгибалась назад, а тот, уже голый по пояс, грудь вся волосатая, обеими руками мял ей задницу. Во рту у Лизы было большое яблоко, мужик глодал его с другой стороны так, будто хотел прогрызть насквозь и добраться до нее.

По подбородку у него стекал яблочный сок, всю шею себе залил. Потом он отпустил мамину задницу, чтобы снять с нее самодельное сари, и я увидела его лицо.

– Это был папа Селии Мейсон, моей одноклассницы из Кэлвери. Он давно и прочно женат на маме Селии, а моя мама расстегивала ему ремень. Я поняла, что никогда-никогда не сяду на всемирной истории с Селией, если увижу шланг ее папы, – продолжила я.

Шланг я увидела. Моя мама спустила штаны папе Селии чуть ниже его задницы, и эта его штука, большущая, на конце малиновая, как выскочит наружу, вроде как вся такая как хобот, и сердитая. Прежде я шлангов не видела, а тут пожалуйста, да еще и приделанный к чьему-то мерзкому папаше. Моя мама что-то искала в его штанах, а когда нашла, штаны опустились еще ниже. По-моему, это были яйца, хотя на картинках их рисуют совсем иначе. У папы Селии они похожи на мешок волосатых слив, а моя мама держала их в ладони, словно взвешивала.

– Вот тут я пряталась. – Я остановилась и показала Патти на кусты за последней петлей тропки. Взглянув на Патти, я поняла, что она не в шоке и даже не слишком удивлена. – Она легла, он приставил, она засунула… Короче, я рванула домой, стараясь погромче шуршать и хрустеть.

Я хотела, чтобы они меня услышали. Хотела помешать, все им испортить, хотела, чтобы они прекратили и им было стыдно. Я хотела, чтобы Лиза побежала за мной и извинилась за свою подлость и жуткое лицемерие. В груди нарастал яростный крик, воздуха не хватало, но я неслась прочь, пока не подкатила тошнота. Едва остановилась, меня вырвало.

– Они тебя слышали? – спросила Патти.

– Нет, – покачала головой я. – Им было не до меня. Я злилась, потому что Лиза вечно твердит: один французский поцелуй – и последствия будут как для намокшего гремлина. Пятьдесят детишек из живота повыскакивают! А сама чем занимается… Впрочем, главное другое – меня стошнило. А еще главнее то, что мы на нужной поляне. Вот дуб, а вон кострище, видишь? Пес лежал прямо у огня, смотрел за ними и дергал бровями – правая вверх, левая вниз, потом наоборот. По-моему, он не понимал, в чем дело, но хотел угоститься яблоком. Это был Руф. Странный пес, он мог съесть все, что на его глазах ели люди. Я даже беспокоилась.

– Экс-бойфренд двоюродной сестры моей тетушки прижимал свой шланг к большому окну всякий раз, когда я шла с автобуса мимо ее дома. Типа привет, вот мой хрен, любуйся. В первый раз я так удивилась, что встала как вкопанная и пялилась.

– Буэ! – скривилась я, хотя сама вздохнула с облегчением: разжевывать не пришлось. Патти сообразила, что с поляны я смогла уйти не сразу, далеко не сразу. – Короче, вот это дерево.

Дуб был что надо, высокий, толстый, старше дуба на нашем дворе. Мы встали прямо под ним и посмотрели вверх. Листья уже меняли цвет, но еще не опадали. Высоко над нашими головами среди ветвей виднелся Лизин шалаш, такой старый, что дерево посерело, как выброшенное морем на песок.