Беги, ведьма - Татьяна Корсакова

Днем в «Дубки» лучше не соваться. Оптимальным вариантом было бы внедрение под видом кого-нибудь из персонала, хоть бы и санитара. Никакой особой квалификации для работы санитаром не нужно. Но время… Времени как раз и нет. Значит, придется штурмовать психушку под покровом ночи. Это же не тюрьма, а лечебное заведение, хоть и охраняемое, так что с проникновением на территорию сложностей быть не должно. А вот на территории уже придется импровизировать. Плохо, но не смертельно, не в такие переделки попадал.

Комната вдруг завертелась, закружилась, заурчала мотором, словно мощный джип. Волков вцепился в руль, ремень безопасности впился в грудь, а комната – или машина? – рухнула вниз, в бездонный, поросший ивняком и осинами овраг. И Волков рухнул тоже, навстречу неминуемой погибели….

…Он лежал на полу, керамическая плитка холодила висок и щеку, левая рука затекла, и кончики пальцев покалывало. Если дно оврага, как пиками ощерившееся деревьями, где-то и существовало, то не в этой жизни, не на его кухне.

Воспоминания нахлынули и откатили, оставив после себя мутную пену тошноты. Волков сел и со стоном схватился за голову, которая грозилась расколоться, как переспелый арбуз, от малейшего усилия, от единственной попытки вспомнить то… воспоминание. Он не стал вспоминать. Не сейчас. Надо дать телу передышку, собраться с силами. Как же это противно – чувствовать младенческую беспомощность, дышать с опаской, двигаться, как паралитик, не контролировать ситуацию! Последнее, пожалуй, хуже всего. И оставить это вот так нельзя.

Сцепив зубы, преодолевая тошноту и боль, Волков, обеими руками упершись в столешницу, поднялся на ноги, отдышался. Скоро слабость пройдет. Такое с ним уже случалось. Он сварит себе чашку кофе и ляжет спать. И плевать, что кто-то там не может уснуть после кофе. Он может! Он вообще на многое способен, надо лишь как-то договориться с вышедшим из-под контроля организмом.

В дверь не позвонили, а постучали – коротко, по-свойски. Волков знал этот стук, было время, когда даже радовался ему. Вот только не сегодня. Он только что выбрался со дна затянутого не то дымом, не то туманом оврага и еще не успел до конца собрать свое разбившееся на мелкие кусочки тело. Ему над этим еще работать и работать…

Стук повторился, а потом к нему добавился голос – мягкий, бархатистый:

– Андрей, открой, я знаю, что ты дома.

Она всегда, с первой встречи, звала его по имени, а та, другая, по фамилии, но получалось у нее все равно как-то по-особенному нежно.

В висок ввинтился стальной болт. Предупреждение – не вспоминай, не делай глупостей.

– Андрей, похоже, я попала в беду. Мне нужна твоя помощь. – В бархатном голосе слышались слезы.

Дама в беде, а он стоит и ничего не делает. Не оттого ли, что слишком многим дамам нынче понадобилась его помощь?

– Иду.

Волков оттолкнулся от стола и сделал шаг, потом другой. Силы возвращались, и это не могло не радовать.

На пороге стояла Хелена, единственная женщина из череды случайных знакомых, имя которой Волков запомнил с первого раза, единственная, которую привел в свой дом.

Они встречались редко. Их встречи можно было пересчитать по пальцам одной руки. Сказать, что они прошли незабываемо, Волков не мог. Скорее наоборот – Волков почти ничего не помнил. Хелена дарила ему ночь, а потом забвение, и это устраивало их обоих. С того самого первого раза, когда он тщетно пытался напиться, а Хелена уронила к его ногам зеркальце, не изменилось ровным счетом ничего, кроме, пожалуй, одного. Никогда раньше Хелена не приходила к нему при свете дня, никогда раньше не просила о помощи. Она была из тех самодостаточных женщин, с которыми мужчине не только приятно, но и безопасно иметь дело. Одно лишь удовольствие и никаких обязательств. И вот она стоит, опершись плечом о дверной косяк, в бессилии опустив голову так низко, что не видно глаз. А глаза у нее красивые, Волков помнил. И сама Хелена хороша какой-то нездешней, арктической красотой. Рядом с такой женщиной хорошо остывать, любой душевный пожар она способна погасить одним лишь взглядом, унять жар, уменьшить накал той странной нерастраченной страстности, что поселилась в его сердце по соседству с тоской. Не женщина, а мечта.

И вот она плачет. Или готова расплакаться. Стоит на пороге и не решается войти, а он так и не пригласил ее в дом.

– Проходи. – Вместо того чтобы сделать шаг вперед и поддержать, он отступил, освобождая дорогу. – Кофе будешь?

– Андрей… – Хелена переступила порог, пошатнулась.

Волков обхватил ее за плечи, шею обвили прохладные руки. Было в этих объятиях что-то неприятное. Его инстинкт, его хваленая интуиция вскинулись, закричали об опасности. Не раздумывая, подчиняясь лишь этим тревожным голосам, Волков отшатнулся от Хелены, но не успел. В шею воткнулась игла, и пол сначала закачался, а потом и вовсе выгнулся дугой, сшибая с ног…

– Мужчины… Какие же вы все самоуверенные. – Холодные пальцы ласково коснулись его онемевших губ. – Какие предсказуемые.

Последнее, что Волков увидел перед тем, как отключиться, была улыбка Хелены. Алая помада на ее губах напоминала кровь, а белые зубы хищно скалились.

* * *

За окном шел дождь, даже во сне Арина слышала, как барабанят по стеклу крупные капли, чувствовала запах мокрой земли и прикосновение к коже отяжелевшего от влаги воздуха, а вот проснуться, вырваться из чужого мира никак не могла, так и бродила на меже между сном и явью.

– …А она не слишком долго спит, тетя Анук?

– Она устала, сон ей на пользу.

– Даже такой, от ваших трав?

– Особенно от моих трав. Твои лекарства, девочка, ей сейчас не помогут. Да и мои не сразу. Ведьмин аркан – штука опасная, он не только отнимает силу, но и разрушает душу.

– Ведьмин аркан – это тоже трава?

– Редкая, очень редкая. Я о ней читала, но действие ее наблюдаю впервые. Раньше, еще во времена моей прабабки, с ее помощью люди пытались держать в узде таких, как мы с Ариной. Потому и название такое – ведьмин аркан.

– И как она работает… эта трава?

– Как удавка. Есть такие путы, специальные узлы. Жертва трепыхается, пытается вырваться, и удавка затягивается все сильнее. Применив силу, ту ее часть, которая несет угрозу окружающим, ведьма может погибнуть сама. Вот как это работает. Ведьма все видит, все чувствует, сила ее рвется на волю, а использовать ее нельзя, потому что с каждой попыткой удавка затягивается все сильнее. Помимо того, что жертва чувствует боль, это разрушает личность. Ведьма не может долго жить в разладе со своей сутью. Это очень опасно.

– Арина могла умереть?

– Умереть – нет, сойти с ума – да. И в ее крови этой гадости было очень много, я сразу это почуяла.

– Но противоядие… Тетя Анук, вы ведь дали ей противоядие. Этот ваш отвар…

– С ней все будет хорошо, она сильнее, чем кажется. Меня волнует другое…